Цепной пес и одинокий волк
Шрифт:
Молодцов повернул голову и вытер о плечо выступившую на губе кровь. Зломан вытер салфеткой кровь с разбитого кулака.
– Конечно, откуда тебе было знать, что в этом же доме кого-то пасут менты в окно из дома напротив? Тебе надо было только шторку задернуть, и не сидел бы ты сейчас тут. Надо же! Такому стреляному воробью как ты, Молодцов, и так лохонуться!
– он бросил в корзину скомканную салфетку и несколько раз сжал и разжал пальцы.
– Алексанян показал, что тебя интересовали документы. Не деньги, не ценности,
Молодцов смотрел ему в глаза и молчал.
– Зачем тебе эти документы?
Молодцов сплюнул на пол.
– Кто тебя навел?
– Зломан поставил ногу на край стула, на котором сидел Молодцов.
– Молчишь. Чего ты добиваешься? У тебя же две судимости, ты ведь понимаешь, что тебе крышка. Найти заказчика - вопрос времени, так какой смысл упираться?
– Вот и ищи.
– Значит, не хочешь по-хорошему?
– Малышеву, - не хочет по-хорошему.
Зломан обошел Молодцова сзади, задрал как на дыбу его руки и ударил наручниками об колено. Наручники защелкнулись до отказа. Зломан подошел к столу, взял целлофановый пакет и опять обошел Молодцова сзади.
– Малышев, давай держи ему ноги!
Малышев отвернулся от аквариума и скривил физиономию.
– Иди тогда Линькова позови!
– Зломан бросил пакет.
– Больно нежные все стали! Сам вот коли его!
Малышев вышел. Зломан пошел за ним, посмотрел в коридор, плотно закрыл дверь и вернулся к Молодцову.
– Слушай, Молодцов, хватит из себя рейнджера строить. Давай, договоримся? Делись, ты ведь сам по этим законам живешь. Давай двадцать штук и прямо из кабинета выйдешь и пойдешь куда хочешь, а?
Молодцов молчал, слышалось только его тяжелое бычье дыхание.
– Тебе двадцать штук дороже, чем здоровье?.. Нам ведь Алексанян сказал, что это за документики, которые ты у него искал. Мы покумекаем, вдруг тебя подороже можно продать.
В коридоре послышались шаги. Зломан посмотрел на дверь.
– Не будь же кретином, Молодцов! Я ведь с тобой сейчас все, что хочешь, могу сделать, - он наклонился и приблизился к его лицу.
– Я тебе кости переломаю и скажу, что ты набросился на меня во время допроса!
Руки Молодцова сделались багровыми. Он поднял голову, его лицо было в испарине, но глаза смотрели по-прежнему твердо. Зломан приблизил к нему лицо и продолжал вкрадчиво.
– Тебе ведь больно сейчас, очень больно. А я могу сделать так, что тебе эта боль щекоткой покажется, понимаешь? По-настоящему, - и вдруг заорал ему в лицо.
– Кто тебя навел? Кто, говори!
– Пошел ты...
– Сука!
Зломан выпрямился и со всего маху ударил его по лицу. Дверь открылась, и в кабинет вошел прапорщик Линьков.
– Леха, держи ему ноги!
– Зломан тряхнул кулаком, - парень по-хорошему не понимает. Значит, будем по-плохому!
Линьков с готовностью подошел к Молодцову, обхватил его за колени и навалился всем весом. Зломан
В дежурной части под убаюкивающее шипенье раций дежурный майор Фомин задремал, подперев щеку кулаком. Дверь открылась, и в дежурку вошел Зломан.
– Дай-ка табачку, Михалыч.
Фомин спросонок стал поправлять на голове фуражку, которая на самом деле лежала на столе. Очухавшись, полез за сигаретами и протянул Зломану пачку.
– Вон вы какого крутичка взяли, - сказал он, когда Зломан достал из пачки сигарету.
Зломан прикурил и потер красные от бессонницы глаза.
– Если б он кололся так же легко, как попался, - пробормотал он.
– Это пока. Ты ж кого угодно расколешь. По-любому - дырку коли, - кивнул на погон.
– На хрена мне дырка? Если б за нее платили нормально.
Сержант Серегин работал в милиции недавно - второй год. Он был единственный сотрудник в отделе, кто мог прийти в свободное время в оружейку и почистить свое оружие. Вот и в этот день он перед выездом чистил автомат. Склонив над столом свое длинное худощавое туловище, он старательно протирал каждую деталь разобранного автомата.
– Серегин!.. Серегин!
– Сейчас!
– отозвался он на голос заступившего с утра дежурного Осипова.
– Давай быстрей, уже инструктаж начался!
– Иду!
Начальник отдела подполковник Хуснутдинов поднялся из-за стола и одернул китель. Выправка и осанка выдавали в нем бывшего военного. Вдоль стены кабинета кривым строем стояли Зломан, Линьков и водитель Дмитрич. Зломан был в штатском, Линьков и Дмитрич - по форме.
– Да не нужен он нам, Николай Тимурович!
– выпалил Зломан.
– Что значит - не нужен? Ты это брось!
– Дайте кого-нибудь другого, товарищ подполковник, - попросил Линьков.
– Я сказал - Серегин поедет!
– отрезал Хуснутдинов.
– Николай Тимурович, я вас очень прошу, - Зломан еле сдерживался.
– Отставить! Что за самодеятельность? Того не хочу, хочу этого! Распустились тут!
– на лице Хуснутдинова заходили желваки. Он подошел к ним и оглядел каждого с головы до ног.
– Тоже мне воинство. Что такое?
– он посмотрел на ноги Дмитрича, обутые в кеды.
– У меня, товарищ подполковник, ноги болят, я в форменных не могу. Да кто меня видит, все время за рулем.
– Ноги болят - марш на пенсию! Вы уже десять лет как там должны быть, - он повернулся к Линькову и ущипнул его за живот.
Серегин нажал на спусковой крючок, - щелк, - на предохранитель, и выбежал из комнаты чистки оружия, забросив автомат на плечо. Он быстро шел по коридору. Дежурный Осипов, брякая ключами, выглянул из оружейки в коридор.
– Давай бегом!