Цепные псы Империи
Шрифт:
– Матвей сказал, что вечером мы будем в городе.
– Да? – даже не улыбнулась она.
– Рискнем остановиться в гостинице, не могли же наши противники подкупить или запугать всю Россию.
– Он у вас очень мил, – зачем-то перевела тему мисс Челлендер.
– Кто, Матвей?! Вы плохо его знаете.
– А вы хорошо?
– Да уж, был вынужден…
– Какое у него отчество, какая фамилия, сколько ему лет, откуда он родом, где его семья? Вы платите ему жалованье, он одинок, когда вы в последний раз говорили с ним по душам, он вам друг или слуга? Почему он стал другом вашего отца, ради
Удивляюсь, как я еще с лошади не упал под таким градом вопросов. Но самое ужасное, что почти на все я не мог ответить ничего, кроме – «не знаю». На какое-то время мне действительно стало стыдно…
– Не скучали без меня, голубок и горлица? – добродушно хмыкнул в усы старый казак, догнав нас.
Рыжая англичанка тут же обернулась к нему, что-то защебетала, разулыбалась и вообще вела себя так, словно они сто лет знакомы. Абсолютно недопустимое поведение для юной девицы благородного происхождения! Со мной, значит, она холодна, чопорна и неприступна, как настоящее дитя Туманного Альбиона. А с ним так мила, весела, откровенна и непосредственна, словно бы выросла в какой-нибудь Екатеринодарской губернии.
– Ты лучше скажи, почему тебя это так бесит? – сам себя неожиданно спросил я. – Неужели ты ревнуешь, Майкл Строгофф? Дьявол раздери твою душу-мать, вот только не хватало еще влюбиться в эту пустоголовую красотку!
Последнее было чистой воды враньем. Я имею в виду выдуманную пустоголовость дочери английского посла. Мысленно признав очевидное, мне оставалось призвать на помощь все свое оксфордское воспитание, надеть непроницаемую маску игрока в вист и продолжать наше непростое путешествие.
К небольшому уездному городку N… мы добрались уже почти к трем часам пополудни. Сонный солдат, лет за сорок, со сто лет не чищенным ружьем, встретил нас на заставе. Документами и проездными бумагами даже не поинтересовался, зато сразу спросил, нет ли у нас понюшки табаку. Узнав, что нет, не особенно огорчился, приподнял шлагбаум, и мы въехали по глинобитной дороге на главную городскую улицу. Ну, что же я могу сказать…
Невысокие домишки, беленые заборы, раскидистые яблони, лужи, свиньи, зевающие собаки, случайные прохожие и вездесущие дети, бегущие без штанов за нашими усталыми лошадьми. Брусчатка, старая и разбитая в хлам, кое-где еще оставалась на единственной площади, перед маленьким пятикупольным храмом.
Здание городской управы давно нуждалось в починке, располневший полицейский, в белой форме, без всякого табельного оружия, с пузом навыпуск, недовольно покосился в нашу сторону, но, каким-то седьмым чувством поняв, что мы не начальство и не с проверкой, даже не подошел поздороваться. Ему было лень.
Пока мы с мисс Челлендер на ходу изумлялись сонным нравам русской глубинки, Матвей, свесившись с седла, поймал за шиворот самого бойкого, усадил впереди на нашего коня и велел показывать, где тут «знатные приезжие останавливаются». Счастливый, сопливый мальчишка радостно сообщил, что в городке была всего одна гостиница «Блаженство» и целых три постоялых двора, где останавливаются крестьяне и военные.
Естественно, мы направились в гостиницу с таким многообещающим названием. Это было единственное двухэтажное
Хозяин, совершенно лысый тип, с длинной узкой бородой, неопрятный, но жутко деловой, выделил нам одну, но довольно большую комнату. Другие, по его же словам, были «не прибраны-с!». В самом номере не оказалось никаких особенных удобств, но стояли две деревянные кровати, один табурет и маленький стол.
Ах да, на стенке, напротив окна, висела лубочная картинка – «Кот казанский, ум астраханский, рост сибирский, сам богатырский!». Что такое «ум астраханский» вряд ли бы смог объяснить хоть кто-то. Но, поскольку прочие качества кота вопросов не вызывали, было решено остановиться здесь.
Обстановка скромная, если не сказать убогая. А ведь это, как я понимаю, лучшая гостиница. Других нет. Представлять, какой на этом фоне ночлег на любом постоялом дворе, мне уже не хотелось…
– Ну, в конце концов, мы в безопасности и можем отдышаться, – объявил я, решительно беря в свои руки бразды правления. – Матвей, вы разберитесь с обедом. Мисс Челлендер… э-э… может… наверное, прямо тут… Я распоряжусь насчет горячей воды.
К моему немалому удивлению, со мной никто не стал спорить. Даже наша рыжая спутница. Старый казак зачем-то подмигнул мне самым неприличным образом и вышел из комнаты.
– Кто-то обещал мне горячую воду? – напомнила дочь английского посла.
– А… да? – спохватился я. – Да, разумеется. Сейчас.
– Спасибо.
– Что? – не сразу поверил я.
Энни опустила взгляд, села на краешек кровати, сложив руки на коленях, и еще раз повторила:
– Спасибо. Я давно должна была вам это сказать. Простите меня, я вела себя недостойно.
– Вам не в чем себя винить.
– Вы слишком добры ко мне. Но вас избивали, вас посадили в русскую тюрьму, вы рисковали своей жизнью ради меня!
– Право, все это мелочи… – смутился я.
– Действительно, чего это я? – тут же опомнилась мисс Энни и, капризно сдвинув губки, добавила: – А что все-таки насчет горячей воды? Мыло у меня свое.
Я мысленно проклял себя за излишнюю доверчивость и, вежливо поклонившись, вышел из комнаты. Горячую воду удалось добыть на кухне. Там, правда, так и не поняли, почему барышня не желает сходить в общую баню, а предпочитает мыться у себя в комнате. Кухарка строго-настрого предупредила, чтоб воду на пол не плескали, ибо убирать за нами некому!
Но вовремя подсунутый гривенник помог ей сменить гнев на милость, и мне даже дали огромную серую мочалку. Старая, но мягкая, возможно и пригодится.
Вовремя появившийся Матвей без споров помог мне отнести наверх два ведра горячей воды, одно холодной и широкий медный таз для варки варенья. Мисс Энни, сняв плащ и обувь, нетерпеливо притоптывала босыми ножками.
– Большое спасибо. А теперь оставьте меня одну и закройте дверь с той стороны.
– О да… разумеется, – первым опомнился я, пятясь к дверям.