Цезарь, или По воле судьбы
Шрифт:
Греки говаривали, что в мире ничего нет безобразнее, чем оппид галлов. Увы, Самаробрива служила тому подтверждением. Крепость стояла на речке Самара, в центре долины, раньше покрытой буйной растительностью, а сейчас выжженной и сухой, но все же более плодородной, чем другие места. Это была главная крепость племени белгов и амбианов, тесно связанных с Коммием и атребатами, их северными родственниками и соседями. На юге и на востоке владения этих племен граничили с землями свирепых и воинственных белловаков, подчинившихся Риму лишь внешне.
Однако красота местности не входила в список приоритетов Цезаря, когда он проводил кампании. Самаробрива вполне устраивала
Внутри крепости было просторно, но как-то уныло. В ней, собственно говоря, и не жили, а лишь хранили припасы и сокровища белгов и амбианов. Никаких улиц, только складские помещения без окон и высокие зернохранилища, разбросанные как попало. Впрочем, имелся там и большой двухэтажный рубленый дом. В военное время его занимал главный вождь с приближенными, а в мирное дом служил помещением для собраний племени. Цезарь поселился на верхнем этаже с гораздо меньшим комфортом, чем Требоний (во время предыдущей зимовки Требоний построил для себя и своей любовницы-амбианки каменный дом с угольной печью в подвальном помещении, которая обогревала пол и большую ванну).
В крепости не было ни одной нормальной уборной, расположенной над канавой с проточной водой, которая уносила бы экскременты – в реку или в обводной ров. В этом отношении солдаты были устроены лучше. У Цезаря в каждом зимнем лагере имелись подобные нужники. Выгребные ямы он тоже разрешал рыть, но глубокие и с условием ежедневно посыпать их содержимое слоем извести, ибо без этого даже в холодную пору такие ямы могли стать рассадниками болезней, загрязняя грунтовые воды, а солдат должен быть здоровым, а не больным. Но галлы таких тонкостей не понимали, ибо городов не имели и жили не скученно – в небольших поселениях или на хуторах. А войны их длились не долее нескольких дней. Поэтому они брали в походы своих жен и невольниц, чтобы удовлетворять все плотские потребности, оставляя дома только рабов и друидов.
Деревянная дощатая лестница, ведущая наверх, в зал собраний, была пристроена к дому снаружи и защищена навесом от непогоды. Под ней Цезарь выкопал такую глубокую яму, что она походила скорее на колодец. Он копал до тех пор, пока не дорылся до подземного стока, который при помощи трубы вывел в реку. Не идеально, но лучше, чем ничего. Этим удобством пользовался и Требоний. По мнению Цезаря, сделка была справедливой, поскольку сам стал пользоваться ванной своего легата.
Крыша дома была прежде соломенной, подобно любой галльской крыше, но Цезарь, как и все римляне, очень боялся пожара, а еще пуще – крыс и птичьих вшей, не без причины считая, что солому изобрели специально для них. Поэтому ее сняли и заменили шиферной плиткой, привезенной с пиренейских предгорий. Но все равно жилье Цезаря было холодным, сырым и плохо проветривалось через маленькие подслеповатые окна, защищенные к тому же сплошными ставнями, а не резными, хорошо пропускавшими воздух, как в римских домах. Впрочем, он не стал ничего менять, потому что никогда не задерживался в Косматой Галлии на полгода отдыха, который обеспечивали его войску дожди и зима. Обычно он останавливался в крепости, которую выбрал для зимовки, всего на несколько дней, перед тем как отправиться в Италийскую Галлию и Иллирию, и занимался различными делами в этих, уже абсолютно римских провинциях, располагаясь с комфортом, который был обеспечен богатейшему человеку в любом городке.
Но эта зима отличалась от прочих.
Его вольноотпущенник Гай Юлий Трасилл стоял, улыбаясь и кланяясь, наверху.
– Я проведу здесь всю зиму, Трасилл. Как бы нам превратить это место в сносное жилище? – спросил он, поднимаясь по лестнице и стягивая свой алый плащ.
Двое слуг почтительно ждали, чтобы совлечь с него кожаную кирасу и птериги. Но сначала ему следовало снять алую перевязь, знак его высокого империя. Он, и только он имел право дотрагиваться до этого символа высшей власти. Развязав пояс, Цезарь аккуратно сложил его и убрал в украшенный драгоценностями ларец, который Трасилл держал перед ним. Его нижнее платье из алого льна было подбито шерстью, достаточно толстой, чтобы впитывать пот во время пеших переходов. Многие римские военачальники предпочитали на маршах тунику, даже сидя в двуколке. Но солдаты маршировали в тяжелых кольчугах, поэтому Цезарь надевал кирасу. Слуги сняли с него походную обувь, надели домашние туфли из лигурийской шерсти и унесли военные доспехи на хранение.
– Надо выстроить новый дом, Цезарь. Настоящий, как у Гая Требония, – позволил себе усмехнуться Трасилл.
– Ты прав. Я завтра же выберу место.
Он улыбнулся и скрылся в большой комнате, обставленной в римском стиле.
Ее там не оказалось, но Цезарь услышал, как она говорит с Оргеторигом за дверью. Лучше подойти к ней сейчас, когда она занята. Тогда он уклонится от слишком бурных изъявлений любви. Иногда ему это нравилось, но не сегодня. Настроение было не то.
Так и есть. Она склонилась над детской кроваткой, ее сказочно пышная грива заслоняет ребенка, видны лишь два шерстяных пурпурных носочка. Почему она всегда одевает мальчика в пурпур? Цезарь неоднократно высказывал свое недовольство. Но она отказывалась прислушаться – она дочь вождя, и ее сын тоже будет вождем гельветов. Отсюда и пурпур.
Она скорее почувствовала, чем услышала, как он вошел, и сразу выпрямилась. Глаза засияли, она широко улыбнулась – так велика была ее радость. Но, увидев его бороду, нахмурилась.
– Tata! – пролепетал малыш, протягивая ручонки.
Он больше походил на тетю Юлию, чем на Цезаря, и одного этого уже было достаточно, чтобы растопить сердце отца. Те же большие серые глаза, та же форма лица и, к счастью, такая же белая кожа, а не галльская, бледно-розовая и веснушчатая. А волосы – его собственные, такие же как у Суллы, ни ярко-рыжие, ни золотистые. Ему бы подошел когномен Цезарь – «кудрявый» – из-за этих густых красивых волос. А то недруги все время хихикают, глядя на редеющую шевелюру Цезаря! Жаль, что этого мальчика никогда так называть не будут. Она назвала его Оргеторигом, как своего отца, царя гельветов.
Она была старшей женой Думнорига в те дни, когда тот еще был в тени своего ненавистного брата, главного вергобрета эдуев.
Когда все выжившие после попытки мигрировать гельветы были оттеснены на свое высокогорье и Цезарь расправился с Ариовистом, царем свевов-германцев, он проехал по землям эдуев, чтобы поближе познакомиться с ними, ибо отводил им важную роль в своих планах. Это были кельты, но романизированные, во всей Заальпийской Галлии это был самый многочисленный и богатый народ. Они заслужили статус друга и союзника римского народа и поставляли римской армии кавалерию. Знать их говорила на латыни.