Шрифт:
1. Степан и Цезарь.
Течение бурной и суматошной Рождественской ночи перекатило через свой кипучий апогей и размеренным потоком устремилось к таинственному, сумрачному Западу. Отгремели оглушительные праздничные салюты, отблистали невообразимо яркие и красочные огненные фейерверки. Зрители разошлись, город опустел, и только разноцветье лампочек уличных украшений напоминало о Великом торжестве Рождества Христова.
У развязки проспектов, облагороженной пышными зелёными насаждениями, одиноко маячил довольно-таки потрёпанный и перекошенный рекламный щит. Вчерашняя буря основательно покорёжила эту хлипкую конструкцию и превратила её в монумент последствий непредсказуемого,
У въезда на развязку, на узкой пешеходной дорожке, остолбенело стояли двое запоздалых прохожих и осоловевшими очами таращились на это изувеченное чудо наглядной агитации.
– Безусловно, перед нами самая обыкновенная театральная афиша, – бесцветным голосом констатировал непреложный факт статный, суровый гигант. – Очевидно, мы находимся достаточно близко от местного драматического театра.
– Эх, Стёпа, Стёпа! Будь мы рядышком с ним, то половина наших насущных проблем была бы уже разрешена, – попытался я рассеять заблуждение моего большого друга. – От театра до Камеры Муниципал – не более ста метров, а оттуда до автовокзала буквально рукой подать. (Прим. Камера Муниципал – ратуша). Даже если в эту пору и не ожидается проходящих автобусов на Гимараеш, то у Эйфелевого моста есть чудненькая недорогая гостиница. Там мы сможем не только хорошенько отдохнуть, но и, наконец-то, выспаться вволю. Удивляюсь, как ты, со своей исключительной наблюдательностью, не заметил, что сёстры-близнецы этой афиши расклеены по всему Порто и его окрестностям. Заезжая лиссабонская труппа выставляет на суд местного зрителя свою оригинальную трактовку классической пьесы Тирсо де Молина «Дон Жуан».
– Странно, – озадачено охватил дланью свой могучий подбородок гигант. – Я всегда считал, что Дон Жуан жил и «творил» во времена правления Владимира Ясное Солнышко. Ну, в крайнем случае, был современником небезызвестного царя Ган…
Неожиданно Степан пресёкся и крепко-накрепко призадумался. Судя по его напряженному лицу, он мысленно перебирал архивы своей незаурядной, энциклопедической памяти.
– Нет! – внезапно встрепенулся осенённый историк-любитель. – Царя величали Додон! А может, Долдон …. Или Гвидон? Ну, это не так-то и важно! А этот прилизанный прощелыга с афиши разодет так, будто намедни прибарахлился в самых злачных закоулках знаменитой одесской толкучки. (Прим. Толкучка – вещевой рынок.)
– Понимаешь, Степан! Это современная, неомодернистская интерпретация старой испанской пьесы, – рискуя сломать язык, отважился я расширить кругозор моего товарища. – Современного зрителя, особенно молодого, мало интересуют перипетии прошлого тысячелетия и страсти былых эпох. Театральным режиссерам и постановщикам приходится прибегать ко всяческим ухищрениям, чтобы заманить привередливую публику в зрительный зал. Оттого Дон Жуан красуется в батнике с эмблемой «Boss», джинсах «Tiffosi» и выкаблучивается в кроссовках «Adidas» новейшей модели. А благовоспитанная донна Анна носит настолько откровенный вечерний наряд, что он едва-едва прикрывает её потрясающие телесные формы. Так что она может запросто совратить не только сластолюбивого Дон Жуана, но и целое полчище хронических женоненавистников и импотентов. А суровый Командор, как правило, облачен в доспехи бейсбольного кетчера или голкипера Национальной хоккейной лиги.
– Но командир с этой афиши настолько заплыл жиром, что даже партию в шашки или в домино навряд ли осилит, – колко подметил Степан.
– Потому-то в данном случае он и щеголяет в парадном мундире
– А мой внутренний навигатор настойчиво подсказывает, что нам нужно направить наши стопы вправо. Именно там мы и найдем надёжный ночлег, сытный стол, а также тихое и уютное пристанище, – оптимистично заверил великан, насильственно увлекая меня в приглянувшемуся ему направлении.
– С твоей исключительной удачливостью, мы там скорей всего найдем наше последнее тихое пристанище, – раздраженно проворчал я, вяло обозначая сопротивление намерениям моего друга.
Эх, если б я только знал, насколько я был близок к истине в этот критический и судьбоносный момент! Тогда гиганту пришлось бы тащить меня за собой волоком по шершавому дорожному покрытию.
– Интересно, каким же он был на самом деле – этот прославленный Дон Жуан? – стараясь подавить зевоту, лениво проговорил Степан. – Похоже, он был прожженным сердцеедом и пользовался определённым успехом у слабого женского пола. Как говорил один древний латинянин: «Пришёл, увидел, победил!»
– Как?! Ты слышал о Цезаре? – удивлённо поинтересовался я.
Сонливость гиганта как рукой сняло.
– Ну, Василий! Ты меня уже, вообще, ни во что не ставишь! Слыхал ли я о Цезаре? – иронично переспросил мой друг. – Да я лично знал эту гнусную и подлую тварь!
Если бы предо мной внезапно разверзлась земля, то это потрясло бы меня куда меньше, чем издевательские слова моего эмоционального дородного попутчика.
– Из-за этой наглой и мерзкой скотины и начался крах моей счастливой семейной жизни! – злобно прорычал Степан и раздражённо сплюнул в сторону. – Что ты на меня так вылупился? На мне инжир и грейпфруты не растут.
– Но ведь Цезарь давным-давно умер, – только и смог пролепетать я.
– Ну, не так уж чтобы и очень давно. Подожди! Сейчас точно припомню! – и гигант сосредоточенно нахмурил лоб, напрягая свою феноменальную память. – Э-э-э… Два… Нет! Где-то два с небольшим…
– … тысячелетия назад, – услужливо подсказал я приятелю.
– Да брось ты свои идиотские шуточки! – обиженно буркнул Степан. – Он отбросил свои лапы всего два с небольшим года тому назад. Постой-постой! Ты давеча божился мне, что не знаешь моей бывшей жены Любаши! А о том, что околел любимый бульдог моей экс-тёщи, – знаешь!
И гигант подозрительно сузил глаза, как матёрый следователь НКВД, поймавший с поличным замаскированного врага народа.
– Я имел в виду совершенно другого Цезаря. По-видимому, он с твоим – попросту однофамилец, – поспешил я развеять беспочвенные подозрения моего недоверчивого товарища. – Так как же бульдог Цезарь умудрился разбить твою дружную и счастливую семью?
Степан тягостно вздохнул, и на его раскрасневшемся лице проявилась довольно-таки кислая мина.
– Да был у моей бывшей тёщи зубастый любимчик по кличке Цезарь, в коем она попросту души не чаяла, – нехотя начал новую душещипательную историю мой спутник, шагая вразвалочку рядом со мной. – Подлая, коварная и своенравная зверюга, обожающая делать всякие мерзости и пакости иcподтишка! Но Надежда Макаровна его иначе как «мой маленький шалунишка», или «мой милый ангелочек» при людях не величала. Видел бы ты гадкую морду этого «маленького ангелочка»! Так и просит полновесного силикатного кирпича! Вообще-то, эту ошибку Природы нужно было назвать не Цезарем, а Черчиллем.