Чапаев в бане
Шрифт:
Вечером затарились местным порошковым винишком и разливным пивом, купили чипсов и сухариков. Расположились за пластмассовым квадратным столиком во дворике рядом с номерами. Журчал маленький искусственный водопад, рядом с которым лежал пушистый кот, толстый, сивый и каких-то непостижимых размеров, скорее подходящих для рыси.
Мать с дочкой пили белое вино, Мишка красное, а Варфаломей предпочёл «пивчанское» – он был великим поклонником этого напитка. Лёгкий алкоголь, пусть и далеко не лучшего качества, пошёл на ура, и когда Джемете накрыли
– Ты ни разу и словом не обмолвился, Мишаня, как тебе твоя благоприобретённая молодая тёща? – откровенно кокетливо обратилась Алла Викторовна к зятю.
При этом её сожитель громко усмехнулся с каким-то неуместным самодовольством, но Варфоломей вообще был с громадным самомнением, в разы превышающем размеры его пениса, и не в меру мудаковат.
– Вы словно роза зимой в парнике, Алла Викторовна! – с жаром высказался зять и украдкой взглянул на юную супругу, которая после его фразы пьяно прыснула со смеху, веером брызнув вином на стол.
– Пипец, Майк, ты кавалер! – сказала Машка, отдышавшись. И снова расхохоталась.
Тёща же оказалась весьма польщена – ей никогда в жизни не делали таких необычных комплиментов.
– Говори мне «ты», Миша, сколько раз тебя просила! – молвила моложавая тёща с укоризной.
– Не могу! – горячо отозвался зять. – Я всегда говорю «вы» людям старше себя!
– Но Варьке-то тыкаешь! – опровергла тёща.
– Он мужик и старше меня всего на пять лет! – не сдавался зять.
– На шесть! – надменно поправил Варфоломей и глотнул пивчанского.
– Чёрт с тобой, зятёк! – шутливо обиделась Алла Викторовна.
Всё произошло очень обыденно и как бы само собой – зять пошёл в номер с тёщей, самодовольный отчим – с пасербой. Член зятя оказался внушительнее Варькиного и не в пример манёвреннее. Машке с формальным батюшкой тоже понравилось больше, чем с новоиспечённым мужем.
Вернувшись в Москву новобрачные незамедлительно развелись по обоюдному согласию. Машка расписалась с Варфоломеем, Мишка переехал к Алле Викторовне и стал говорить ей «ты». Все были счастливы – насколько это возможно, и уж совершенно точно – довольны.
Чапаев в бане
– Блять! – сказал Чапаев досадливо. – Блять, блять, блять, ёб твою мать! Блять!
– ПоштО ругаисьсси, Василь Иваныч? – жизнерадостно раздался из сеней молодой «окающий» голос. – Да так ОдноОбразнО!
– Блядские ткачи крестьян грабют! – в сердцах вскричал комдив. – Ёб их мать!
В избу вошёл его ординарец Петька, в крестьянских шароварах и белой, не очень чистой рубахе навыпуск.
– Давай пару тел расстреляем, хули, – деловито сказал Петька, подбоченясь.
– Жалко, блять! – отозвался Чапаев с досадой. – Товарищи наши, всё-таки!
– Какие они нам, нахуй, тОварищи, – разумно рассудил Петька. Он был родом из Новгорода и безбожно «окал». – Мудачьё гОляцкое, а не тОварищи!
– Ты,
Петька убавил спеси и отвёл взгляд, остановившийся на двух мутных бутылях из-под самогона, выпитых накануне в бане.
– Нет, блять, меня! – сказал комдив. – Меня под трибунал!
– Не серчай, Василь Иваныч, хуйню смОрозил, – молвил Петька сконфуженно. Немного подумал и добавил: – А мож хуй с ними, с ткачами-тО? Грабют и грабют, хули!
– Нет, Петька! Не за то мы кровь проливаем, чтобы самим крестьян да рабочий люд дербанить! Коммунизьм такого не предусматривает!
– Хуй с ними, командир, серьёзно те говорю! – сказал Петька беспечно. – Пойдём лучше Аньку выебем!
Он произнёс это таким беззаботным тоном, что комдив невольно задумался, огладив обвисшие усы. Сегодня Чапай был в плохом настроении и поэтому не нафабрил их и не задрал кончики вверх, как обыкновенно поступал утром после бритья; сегодня он даже не брился.
– А и пойдём, хули! – воскликнул Чапаев, повеселев и даже подхватив любимое Петькино междометие. – Приходи с нею в баню, а я пойду посру покамест.
Довольный Петька с шумом потёр ладони и шустряком побежал в импровизированную казарму, под которую оборудовали старый просторный амбар с полусгнившей крышей, покрытой дранкой.
Аньке Сбруневой, по прозвищу Пулемётчица, ещё не исполнилось и двадцати. Свежая, белокурая, синеокая, ладная, сисечки высокие, упругие – огонь девка! О ней грезила вся дивизия, но давала она только командиру и его ординарцу.
– Пошли-ко, Анна Ивановна, Чапай зовёт!
Та понимающе усмехнулась и отложила портянку, которую штопала.
Все трое по очереди подмылись, зачерпывая ковшом воду из большого чана. Пока Чапаев драл в парной Аньку – а делал он это обстоятельно, добротно, по-командирски капитально – ординарец накрыл в предбаннике скромную поляну: варёная картошка в чугуне, несколько луковиц, свежие огурцы и зелёный лук, краюха серого хлеба и штоф деревенского самогона.
После того как попотел с Анькой в парной и Петька, сели за стол. Разливал, как всегда, Василий Иванович – себе и ординарцу по полному стакану, Аньке, как барышне, половину.
– Ну што, бойцы! – провозгласил Чапаев. – За победу мировой революции!
Звонко, с размаху чокнулись и выпили – и понеслась Красная Армия!
Наутро комдив отдал приказ расстрелять трёх самых несознательных ткачей за мародёрство.
Ушедшее
Светлане Битюцких
It was many and many a year ago,
In a kingdom by the sea,
That a maiden there lived whom you may know