Чапаята
Шрифт:
Саша закрыл глаза, притворился спящим. Лежал и ждал, когда заснут раненые. Вдруг почувствовал, что сам засыпает.
Саша тихонечко поднялся. Подошел на цыпочках к комоду, где стояла швейная машина. Взял самую большую иголку и снова нырнул под одеяло.
Как только глаза начинали слипаться, он больно колол иголкой свой палец. И сон сразу отступал.
В темноте слышалось дыхание спящих. Кто-то похрапывал. А бородатый Воробьев ворочался с боку на бок и тихо стонал.
Саша несколько раз бегал
Голова Саши сделалась тяжелой, точно свинцом налилась. Саша вновь и вновь брался за иголку.
Перед рассветом бородач застонал так громко, что проснулась Пелагея Ефимовна на кухне. Испуганная, вбежала в комнату, торопливо смочила платок холодной водой и положила ему на лоб. Воробьев, должно быть, подумал, что это Саша, прошептал:
— Спасибо, Сашок, воробышек мой…
Раненый ничего не видел перед собой. Но дышал теперь ровнее и не метался, как прежде. Жар на щеках стал спадать.
Пелагея Ефимовна спросила Сашу:
— Что ж ты не разбудил меня? Я ведь просила…
Саша ответил:
— Я сегодня командир! Война днем и ночью не спит. Значит, и мне нельзя.
Он отдал иголку Пелагее Ефимовне и побрел на сеновал, где сестренки с Аркашкой досматривали последние сны.
МОКРАЯ КУРИЦА
Было далеко уже за полдень, когда Василий Иванович приехал домой. Разбудил на сеновале сонного сына:
— А ну-ка, пошли на реку щук пугать!
Саша, конечно, рад.
Отец снял гимнастерку, остался в нижней белой рубашке и синих галифе. Через плечо — полотенце.
Они пересекли двор, вышли на бугор, за ним — река. У самой воды на другом берегу зеленый кустарник, а дальше — выгоревшая бурая степь. Справа — каменное здание мельницы. Вода возле плотины серебрится от солнца, словно множество рыбешек всплыло на поверхность и хвастаются своей чешуей.
Саша поднял камушек, прицелился в гущу серебра на воде, но камушек не долетел, стукнулся о деревянные мостки возле берега. Там какая-то женщина полоскала белье. Она, видимо, испугалась, посмотрела на Чапаева недовольно, быстро надвинула цветастый платок на глаза и снова зашлепала тряпкой по воде.
Василий Иванович с сыном стали спускаться по крутой тропинке. Комья земли летели из-под ног вниз. Прачка заслышала шуршание, покосилась назад. «Что это с ней? — подумал Чапаев, присматриваясь. — Белье полощет одной рукой, а другой держится за грудь. Калека, что ли?»
Он отстранил сына с дорожки и бросился к реке.
Не успел Саша и глазом моргнуть, как отец уже был возле старушки. Схватил ее за шиворот. На деревянный настил грохнулся обрез винтовки.
Саша вытаращил глаза от изумления:
Под черной юбкой старушки видны полосатые штаны, заправленные в сапоги, а на голове, когда съехал платок, Саша увидел лысину.
Неожиданно лысый боднул отца головой и бултыхнулся в воду. Саша подбежал к мосткам. На том месте, куда нырнул незнакомец, расходились широкие круги:
— Утонул? — спросил Саша.
— Как же, жди — утонет! — ухмыльнулся отец. — Подождем — вынырнет. Нам спешить некуда!
Над водой показалась лысина. Незнакомец, махая тяжело руками, плыл к другому берегу.
— Назад! Слышь?! — крикнул Чапаев и поднял обрез. — Ну! Считаю до трех…
Пловец повернул обратно.
Выкарабкался на мостки. Встал перед Чапаевым. С рубахи и брюк стекала вода.
— Кто такой? — строго спросил Чапаев.
У лысого дрожали губы. Он бормотал что-то невнятно. Чапаев поморщился:
— Мокрая курица ты!
— Это он! — громко выкрикнул лысый и затрясся всем телом.
— Кто «он»?
— Офицер! «Ступай, говорит, выследи Чапая и убей его. А не убьешь, всю твою семью повешаю, а самого пристрелю!»
— И ты, значит, согласился?
Лысый понуро молчал, потом сказал еле слышно:
— Испугался… Детей жалко стало.
Чапаев спросил:
— А сколько детей?
— Двое — Машка и Санька…
— Надо бы тебя, труса такого, отослать обратно. Пусть офицер расстреливает! Да вот Машка с Санькой… А ну, натягивай юбку да кофту! Пусть подивится народ на чучело!
Путаясь в длинной юбке, лысый засеменил по мосткам. Позади тянулся мокрый след.
ПРИГОВОР
Не удалось белым убить Чапая. Озлобились они и задумали уничтожить его семью. Послали в город Николаевск своих лазутчиков, стали кулаков к мятежу склонять.
Линия фронта тогда проходила неподалеку от города. Отбили наши части атаку и расположились на отдых. Часовому поручили охранять штаб. Только он встал с винтовкой у крыльца, глядит — к штабу во весь галоп скачет пегая лошаденка. А на ней мальчик в дырявых штанах и рубахе с заплатами. Спрыгнул он со взмыленного коня, подбежал к часовому, выпалил с ходу:
— Кулаки бунт готовят! Сашку Чапая, его мать и сестер повесить хотят…
— А ты откуда знаешь?
— Мы с Сашкой дружки… Панкратов я, Колька…
Повел часовой мальчика к Чапаеву. Василий Иванович выслушал его, помрачнел лицом:
— Откуда такие сведения?
— У главного ихнего кулака вот это нашли за иконой, — протянул листок Колька.
Чапаев взглянул:
— Приговор к смерти? Ого! Много фамилий! И Сашка мой…
— У богатеев ружья и пулемет «максим», — предупредил Колька.