Чапаята
Шрифт:
— Давай сюда соль и лук… А лавровый лист имеется? И его туда же!.. Теперь пусть покипит…
— Вот выручили! — обрадовался посудник. — Уши мои, кажется, остыли. Пойду тарелки расставлять…
Саша с отцом последовали за ним на корму. Посудник ставил перед посетителями тарелки, раскладывал на столах ложки и ножи. Несколько раз он выбегал на кухню и возвращался обратно. Пробегая мимо Чапаева, он приветливо кивал головой и улыбался. Чапаев поманил его пальцем.
— Совет дам. Только ты не обижайся… Ложки надо класть справа. Ножи острием к тарелке
— А ведь верно! — вспомнил посудник. — Мне и буфетчик так говорил, да забыл я…
Он принес кастрюлю с дымящейся ухой и стал разливать по тарелкам. По корме разнесся вкусный запах, такой, что у Саши слюнки потекли.
Толстяк, сидевший за столом справа, поднес ложку ко рту и воскликнул:
— Ну и ну! За такую ушицу тебе хоть памятник ставь. Царская уха!
Чапаев весело сощурил глаза и взял Сашу за руку, повел к машинному отделению:
— Оценили все-таки наше рукоделие! — сказал он Саше. — Хоть это и не главное мое занятие, а приятно слышать!
Утром, когда они уже собрались сходить на пристань, маленький посудник разыскал Сашу на палубе и шепотом, как заговорщик, спросил:
— А твой папа где поваром работает? В Москве, да?
— И не повар он вовсе, — ответил Саша. — Разве ты не видишь?
— То, что он в гимнастерке? Ерунда! — отмахнулся парнишка. — У генералов, я слышал, повара в мундирах ходят… Наверное, стыдишься, что отец сам стряпает? Оттого и отнекиваешься. А первоклассный повар, скажу тебе, ценится повыше любого генерала!.. Буфетчик вчера сам нашей ухи отведал. Обещал жалованье надбавить. Потом, может, и в повара переведет. Вот видишь, что значит уха с наваром! А ты говоришь, он у тебя не повар. Меня не проведешь — повар повара видит издалека!
Признаться, Саша и сам не ожидал, что отец сумеет приготовить такую вкусную уху.
Лишь позже знакомые люди рассказали Саше, как Чапаев, когда был маленьким, работал за три рубля в месяц в чайной у богатого купца. Там он научился стряпать и торговать, мыть полы и варить уху с наваром. И еще многому другому научился, о чем потом не забывал всю жизнь.
НЕ ВСЯКИЙ АЭРОПЛАН ЖУЖЖИТ
В темном уголке двора, возле груды досок, возвышалась столярная мастерская. Василий Иванович построил ее еще до войны, когда плотничал вместе с отцом.
Земляной пол под верстаком весь усыпан стружками и опилками. На полке вдоль стены разместились рубанки разных размеров — от маленьких, величиной с ладонь, до гигантских, которых не поднять ни Аркашке, ни Саше.
Чапаев взял с полки самый большой рубанок и подошел к верстаку, шаркнул по доске раз-другой… Стружки, кудрявясь, весело вылетали из рубанка и белой пеной падали к ногам. В мастерской медово запахло свежим деревом.
Аркашка и Саша вертелись рядом, подминая босыми ногами мягкие стружки.
— Что, чапаята, не пора ли вам с рубанком познакомиться? — спросил отец. —
Он подвел Сашу к верстаку и показал, как надо работать. Потом и Аркашкину руку прижал к колодке. Они стали втроем строгать одну доску. С помощью отца рубанок ходил по дереву легко, оставляя позади себя прямые полоски.
С каждым движением доска делалась светлее, глаже. Лишь кое-где оставались едва заметные шероховатости.
— Теперь подчистим, — отец поставил тяжелый рубанок на прежнее место.
Потом он достал с полки два других рубанка, поменьше. Один отдал Саше, другой Аркашке:
— Строгайте сами! А я буду смотреть.
Сыновья старались изо всех сил. Тонкие стружки висли на рубахах, забирались в волосы, щекотали за воротом. Дети смеялись и еще крепче налегали на колодки.
Когда доска стала совсем гладкой, отец провел по ней ладонью, смахнул стружки с верстака, сказал:
— Теперь думайте, чего будем мастерить из доски?
— Ружье! — сказал Саша. — Со штыком и дулом. Как взаправдашнее.
— Нет, ероплан! — воскликнул Аркашка.
— Начнем, пожалуй, с ружья, — сказал отец. — А то Сашке и оборониться будет нечем, когда враг налетит.
Выстроганную доску он распилил пополам. Одну половинку отесал топором. Получился приклад ружья. Потом приделал штык и дуло.
— Теперь я никого не боюсь! — заявил Саша. Он не мог налюбоваться своей винтовкой. — Пусть налетает хоть сто еропланов — всех побью!
А отец уже принялся за аэроплан: прибил к палке два фанерных крыла, а к хвосту приладил щепку.
— А где же пропеллер? — спросил Аркашка. — Без пропеллера он жужжать не будет.
— А зачем ему жужжать? — сказал отец. — Мы изобретем аэроплан бесшумный. Полетит на белых, а его не слышно.
— Без пропеллера не полетит, — сказал со знанием дела Аркашка.
— Еще как полетит! — ответил отец. — Принеси из дома шнурок, на котором мать белье сушит.
Аркашка сбегал за бечевкой и стал наблюдать за отцом.
Из кучи хвороста отец выбрал гибкую лозину, согнул ее и связал концы бечевкой. Хвост аэроплана упер в тугую веревку, а нос, где должен быть пропеллер, положил на лук. Затем оттянул хвост назад так, что лоза выгнулась, как пружина. Тогда отец отпустил аэроплан из рук, и он устремился вверх, пронесся выше крыш над двором, качнул крыльями и плавно повернул к реке.
Аркашка замахал кепкой:
— Полетел беляков бить… — И тут он услышал моторный гул в высоте, воскликнул удивленно: — Ероплан-то зажужжал! Вот чудо!
Отец глянул из-под ладони в небо, и лицо его сразу посуровело, встревожилось:
— Не радуйся! Это не наш гудит…
Сыновья задрали головы в ту сторону, куда показал отец.
За рекой, высоко над степью, парила черная неуклюжая птица. Приближаясь, она затарахтела громче, прерывистей. И вот уже стали отчетливо видны ее широкие, неподвижные крылья, тупой нос с пропеллером. Да это же аэроплан! Но не тот, который построил отец, а совсем другой, большой и сердитый. Зачем он здесь?