Чапаята
Шрифт:
«Чем косой махать, — говорит, — лучше на тачанке из пулемета стрелять. Садись рядом. Будешь за пулеметчика».
Саша ему:
«А не обманете?»
Андрейка поклялся:
«Честное чапаевское!»
Саша косу в траву бросил — и к нам, на тачанку.
Помчались мы, а вместе с нами — мужики на конях. Нагнали белобандитов. Андрейка из пулемета строчил, а Саша ленту с патронами подавал. Малыш Аркашка во все горло вопил:
«Ур-р-а! Бей их! Долой кровопийцев!»
Понравились мне чапаевские детишки. Что Саша, что Аркашка, что Клава —
Когда мы с бандой покончили и чапаевскую семью в штаб доставили, Василий Иванович нам благодарность в приказе объявил. Он так сказал:
«Лихая тачанка! Революционная! Недаром красная звезда на ней горит. Пусть и дальше так же отважно революционному делу служит!»
В каких только переплетах не побывала наша тачанка, а выдержала. И после войны не переставала людям служить. Пришлось, правда, заново перестроить тачанку, чтобы можно было запрягать в нее не две, как прежде, а одну лошадь. Каждую осень колхозники отвозили на повозках собранный урожай. Впереди хлебного обоза шла наша тачанка. Над ней развевалось шелковое красное знамя, полученное колхозом за ударный труд. Потом, когда стали возить зерно на грузовиках, пришлось поставить бричку на заслуженный отдых. Вот с той поры и стоит под навесом. Гляну на нее и прошлое вспомню. Что и говорить — героическая тачанка!
ВСЕ ЧЕТЫРЕ КОЛЕСА
Неделя прошла, а комбайны в поле как стояли, так и стоят. Вася ждать устал, когда они работать начнут.
Спать все эти дни он ложился поздно и заснуть долго не мог. Все думал о том, как помчится он на тачанке в дальний край поля, к отцовскому комбайну. Отец увидит Васю с дедушкой и спросит удивленно: «Откуда диво такое? Тачанка же без колес была. Видно, для важного дела ее починили?» А Вася ответит: «Наша тачанка не только боевая, а еще и трудовая! На ней колхозники когда-то хлеб возили. Вот и мы приехали помогать тебе!».
Однажды Вася проснулся рано-рано, когда только светать начало. Услышал, как надрывно прокричал петух под окном, захлопали, заскрипели калитки в соседних домах, протяжно замычали коровы.
Мычание постепенно становилось все глуше и глуше, пока совсем не стихло где-то за селом.
И вдруг… Что такое? Топот лошадей, голоса мальчишек, щелканье кнутов…
Вася решил, что это сон, и перевернулся на другой бок. Топот и треск, доносившиеся издалека, не давали заснуть.
Вася выглянул в окно. На улице никого. Где-то в степи трещали пулеметы.
— Дедушка! Дедушка! — тормошил Вася спящего деда. — Пулеметы в степи. Война началась!
Дедушка спросонок никак не мог сообразить, в чем дело.
— А ведь и вправду стреляют. — Он вскочил с постели и торопливо стал натягивать полосатые брюки. — Что за напасть! Треску много, а взрывов нет.
— Побежим посмотрим! — Вася схватил со стола бинокль и потянул за собой дедушку.
Они сбежали с крыльца и заспешили в степь.
У самого горизонта вздымалась к небу и висела
— Дедушка, это же тачанки! — разглядел Вася. — Целых пять штук!..
Тачанки неожиданно сошли с проселочного тракта и, миновав желтое поле, выскочили на ковыльный простор, круто развернулись и замерли.
Пыль постепенно улеглась, рассеялась, и их ровный строй стал виден отчетливо.
Лошади в оглоблях били копытами, норовя сорваться с места. Кучера изо всех сил тянули вожжи, сдерживая рысаков. Одна из тачанок вырвалась из строя, повернулась круто, и белоголовый щупленький владелец ее, встав на козлы, начал что-то говорить собравшимся. По тому, как он заносчиво вскидывал белобрысую голову и, не уставая, рубил руками воздух, Вася безошибочно угадал:
— Да это же Сенька Дед Мороз! Тачанка-то у него с пулеметом! Ишь какой важный.
Тачанка под Сенькой — Вася это хорошо увидел в бинокль — дернулась, и Сенька, не удержав равновесия, плюхнулся в кузов, по-смешному дрыгнув ногами.
Пришли в движение и остальные тачанки. Развернувшись широким строем, помчались они через степь к селу.
Впереди, как и полагается, летела быстроходная бричка командира — Сеньки Деда Мороза. Он то и дело вскакивал, и фигура его маячила над остальными.
Тачанка ближе и ближе. Слышно уже, как дребезжат колеса, как всхрапывают кони. И звенит Сенькин по-чапаевски громкий, на всю степь, голос:
— Не робей, не робей, ребята! За мной — в атаку!
Неудержимо приближаются тачанки к околице. Играют на ветру гривы неукротимых лошадей.
— Товарищи! — орет Сенька, крутя хлыст над головой. — Ур-р-р-а-а!
— Ура! Ура! — несется с левого фланга.
— Ура! Ура! — несется с правого фланга.
— Ура! Ура! — сливаются в общий крик ребячьи голоса.
Единым порывом охвачена вся Сенькина армия. Кажется, никто не в состоянии остановить бег тачанок.
— Стой! Ни с места! — распоряжается Сенька. — Развернуться всей цепью! К пулеметам!
Разворачиваясь, заскрипели, заплясали по кочкам тачанки, зафыркали лошади. Жерла пулеметов нацелились в одну сторону — как раз туда, где Вася с дедушкой Анисимом стоят.
Разом оглушительно затараторили пулеметы. Степь эхом ответила на звонкую дробь.
— Сенька Дед Мороз трещотку крутит, — хмыкнул Вася. — На испуг берет. И тут Вася от изумления вытаращил глаза, схватил дедушку за рукав: — Ты только взгляни, дедушка! Наше лето на тачанке!
— Какое такое «лето»?
— Да вон же, на Сенькиной. Под пулеметом. На спинке нарисовано.
— А ведь верно. Наша тачанка. Как есть наша! Все четыре колеса на месте. Отремонтировали, выходит. А солнце-то! Солнце-то! Сияет, как тогда, в гражданскую. Подновили, видать, краску-то. Омолодили мою голубушку!
Вася был несказанно обижен: кто это мог тачанку Сеньке отдать?!
— Должно быть, от председателя все идет, — резонно пояснил дедушка Анисим. — Не иначе как он.
— Если бы одну. А тут вон сколько тачанок. Откуда все это?