Чапаята
Шрифт:
— Когда я вырасту, — сказал Вася, — я тоже усы заведу себе!
Дедушка усмехнулся:
— На Чапаева можно быть похожим и без усов. Не в них дело!
Вася и сам знает: дело не в усах. Главное — быть храбрым. Вася не трус. Он ни собак, ни лягушек не боится. Если, чего недоброго, враги снова войной пойдут на нашу страну, Вася так им всыплет, что они разбегутся, как разбегались беляки от чапаевской тачанки. Вася сто раз видел и Чапаева на тачанке, и его бойцов с ружьями, и удирающих белогвардейцев. В кино показывали. А однажды он сам себя в настоящем бою увидел: Вася строчил
На другой день Вася улегся пораньше, чтобы зарубить того, кто его ранил. Но он ему не приснился. И самого себя на тачанке больше не увидел. Такая досада!
Проснувшись, Вася спросил дедушку:
— Если бы война была, взял бы меня на тачанку?
— Почему бы и не взять! — ответил дедушка. — Парень ты лихой, на чапаевских детишек похожий. Помню, как я их однажды, еще в гражданскую, на свою тачанку посадил. Пришлось нам вместе в боевой операции участвовать.
— Вот это да! Расскажи, дедушка!
— Что ж, рассказать, пожалуй, можно, коли интерес проявляешь. Только ты, Васятка, внимательно слушай и мой рассказ на ус наматывай.
— У меня ж усов нет…
— А это так говорится — «на ус наматывать». Значит, слушай и запоминай. Глядишь, в жизни сгодиться может…
Рассказ чапаевца Анисима Климова
Не сразу и не вдруг наша тачанка боевой стала. Когда-то была она просто-напросто крестьянской бричкой на четырех колесах и с легким кузовом. Сельские мужики возили на ней сено с лугов, дрова из леса, на ярмарку за товаром ездили, мальчишек по селу катали в праздник. А в гражданскую войну Чапаев эту бричку, быструю да разворотливую, в военных целях стал использовать. Бойцы на бричку пулемет поставили, и стала она тачанкой.
Пуще дьявола страшились белогвардейцы красноармейской тачанки. Пытались они ее в степи выловить. Да где там! Ни для сабли, ни для пули она недосягаема. А стоит белой коннице приблизиться — пулемет: тра-та-та, тра-та-та… Никакого подступа! Оттого и жаловал Василий Иванович тачанку, завсегда ее впереди строя пускал, когда в атаку шли.
Одна такая тачанка в дивизии нежданно-негаданно оказалась. Мы тогда белоказаков из деревни выбили и расположились на отдых. Вдруг слышу, кто-то меня окликает:
«Эй, паренек!»
Мне тогда, как и боевому дружку моему Андрейке Желтову, шестнадцать лет было. Мы с ним по одному годку себе надбавили, чтобы в Красную Армию попасть, и не любили, чтобы нас вот так, «пареньками», окликали.
Обернулся я, гляжу — старичок. Седенький такой, густобровый. Морщинки по лицу. Рубаха на груди цветочками вышита. Оказалось, переселенец украинский, мастеровой.
«Не нужна ли тебе, юный товарищ, — спрашивает, — бричка на рессорах? Без дела она стоит. Сын в Красную Армию подался. Лошадь взял, а бричку оставил. Кому она, без коня-то,
Пошел я к нему во двор, глянул на бричку и обомлел — высокая и статная, спинка и грядки по бокам лаком покрыты, разноцветными красками расписаны. На дощатой спинке лето нарисовано: лучистое солнце, зеленый луг, цветы и высокий сноп пшеницы в поле. Краска поблескивала, словно только вчера ее на дерево нанесли. Красотища — лучше не бывает!
«Спасибо, — говорю старику. — Уважил. Забираю твою тачанку для сражения за мировую революцию».
Принял я от старика необходимую упряжную сбрую, и тут же мы с Андрейкой расседлали вороных коней своих, впрягли в тачанку. Только выехали, глядь — Чапаев навстречу. Остановились. Оглядел он тачанку со всех сторон:
«Ход пружинистый, на рессорах! — сказал одобрительно. Потом, прищурившись, стал картинку на спинке смотреть. — Размалевано что надо! — оценил радостно. — Вот за такую красу земную, за счастье рабоче-крестьянское мы в бой идем, кровь проливаем. Со смыслом картинка. Только не мешало бы близ солнца красную звезду изобразить. И будет она как солнце революции! Звезда на тачанке непременно должна быть!»
Разыскали мы в деревне богомаза, краской у него разжились, звезду нарисовали, как Чапаев велел. По всем правилам. Засияла она на тачанке пуще солнца вешнего.
Утром, когда мы возле штаба проезжали, окликнул нас Чапаев, позвал к себе. Видим — не в духе он. Лицо почернелое, озабоченное. Кончики усов нервно дергаются.
«Сообщение от разведки поступило, — говорит, — белогвардейская банда в тылу у нас объявилась, к Вязовке приближается. У меня там жена с детишками. Схватят — не помилуют. А я не смогу помочь. Приказ получен — дальше врага гнать, на Уральск наступать. Мы всей дивизией вперед пойдем, а вам даю такое задание: мчитесь на тачанке в тыл. В Вязовке мужиков предупредить надобно. Сообща будете действовать. Тогда бандитам несдобровать. Задача ясна?»
Отвечаем с Андрейкой в один голос:
«Так точно, ясна!»
Исполнили мы чапаевское поручение по всем правилам. Еще на подступах к Вязовке, в степи, ошпарили бандитов пулеметной очередью, а затем сельских мужиков на ноги подняли. Разумеется, про чапаевскую семью не забыли. Жена и детишки его нашему приезду рады были. Младший чапаевский сынок Аркашка прыг в тачанку! За ним — шустрая Клава. Рядом со мной уселись на кучерских козлах. А десятилетний Саша ни в какую не желал из села уезжать.
«Прыгай, — кричу ему, — живее! Кругом по степи бандиты рыскают. Вот-вот сюда нагрянут»,
А он мне категорически:
«Папа никогда от белых не прятался. И я не испугаюсь. Езжайте одни, а я белогвардейцев бить буду».
Я ему:
«Чем же ты их бить-то будешь? Палкой, что ли? У тебя же ни ружья, ни сабли».
Саша схватил крестьянскую косу и над головой вскинул.
«Коса острее сабли! — закричал. — И близко не подпущу!»
Вижу, парень не шутит. Готов всех бандитов, какие есть, покосить. Как же мне его в дивизию к отцу доставить? И тут Андрейка Желтов верный подход к мальчику нашел.