Чародей и сын
Шрифт:
Но вдруг он получил удар дубинкой по плечу — а целились-то, конечно, по голове. Магнус застонал от боли. Правая рука у него онемела. Остальные разбойники победно взревели и бросились к нему, но Магнус силой сознания заставил оружие выпасть из их рук, а сам левой рукой схватил дубинку и принялся орудовать ею так же ловко, как если бы дрался правой.
— Ведьмак! — завопил один из разбойников.
— Чародей! — громогласно поправил его Магнус и треснул дубинкой по макушке. Отчаянно размахивая ею, он тремя быстрыми ударами уложил наземь еще троих и понаблюдал за тем, как они стонут и катаются по земле, держась за ушибленные головы. Сам он стоял, тяжело дыша. Только
А потом он обернулся к даме.
— Они не ударили вас?
— Нет, они только вызвали у меня отвращение. Если бы не ты… Но ты ранен!
— Это просто ушиб. Сейчас все пройдет.
Магнус ни словом не обмолвился о том, как ему больно.
— А я думала, ты обратился в бегство.
— Так и было, но я не мог позволить, чтобы с вами случилось несчастье. Услышал крик и поспешил вам на помощь. Продолжайте путь, сударыня, не мешкайте. — Он повернулся к разбойникам. Те пришли в чувство и пытались уползти в лес. Магнус ухватил здоровяка за ворот грязной рубахи и рванул к себе. — Убирайся прочь отсюда, да скажи своим дружкам, что эта дама едет под защитой воина, который к тому же еще и чародей. Если с ее головы упадет хоть один волосок, я вернусь и самолично сниму с него скальп. Тебе все ясно, презренный?
Разбойник затравленно кивнул. Его взгляд в ужасе заметался.
— А-а — а, да… милорд!
— Тогда пошел вон! — Магнус отшвырнул его. Разбойник попятился и ударился спиной о ствол дерева. — Дружков своих прихвати да втолкуй им то самое, о чем я тебе сказал. Прочь! И чтоб мои глаза тебя больше не видели!
Разбойник рывком поднял на ноги своих приятелей и развернул к лесу. Подхватив под мышки того, у кого была ранена нога, негодяи спешно потопали прочь, изредка оглядываясь и бросая на Магнуса опасливые взгляды. Вскоре все они исчезли за деревьями.
Дама была готова заговорить с Магнусом, но он не обратил на нее никакого внимания и снова ускакал в лес. Он слышал, как она беспомощно вопит:
— Мерзавец! Собака! Свинья!
Но вскоре она умолкла и, расплакавшись, погнала лошадь вперед.
Магнус сдержал свои чувства. Он ехал на некотором расстоянии от женщины, распахнув сознание и прислушиваясь — нет ли поблизости кого-нибудь, кто мог бы причинить вред его подопечной. За вечер он дважды обнаруживал разбойников, мысли которых были наполнены коварством и похотью, но при этом — еще и страхом перед чародеем, о котором они успели услышать. Магнус старательно увеличивал этот страх, пестовал его, заставлял разбойников отказаться от их замыслов и вернуться в чащу леса.
Наконец впереди завиднелись ворота отцовского замка. Часовые у подъемного моста изумленно вытянулись по струнке и вскричали:
— Леди Мэйзи!
Магнус повернул коня. Теперь женщина была в безопасности, а слушать, как она будет объясняться с отцом, ему совсем не хотелось. Его охватило чувство вины — ведь отчасти в страданиях дамы был повинен он, но он мысленно напомнил себе о том, что все случившееся изначально было ее затеей, а не его, и что он просто стал последним в череде любовников, которых она зазывала к себе в замок. Да, он был виновен, но за поведение этой женщины не отвечал. Отчасти во многом был виноват ее отец — тем, что выдал ее замуж за нелюбимого, и все-таки, если разобраться, основная доля вина все-таки была ее собственная. Она не должна была вымещать свое недовольство за счет разврата — этот путь она избрала сама. Никто не заставлял ее так вести себя, и ответить за это она должна была.
Но ей самой такой оборот событий, конечно, справедливым не представлялся. Магнус впервые
6
Магнус ехал куда глаза глядят — расстроенный, но твердо решивший не показывать этого и ни у кого не искать утешения. Единственными, кто мог бы его утешить, были родственники. И конечно, он не на шутку изумился, когда за поворотом дороги чуть не налетел на отца, ехавшего верхом на Вексе всего в нескольких футах впереди. Магнус вытаращил глаза и тут же нахмурился, обуреваемый возмущением. Он пришпорил коня и поравнялся с Родом.
— Что ты тут делаешь, отец?
Род вздрогнул, повернул голову и разыграл удивление.
— Господи! Магнус! А ты что тут делаешь?
— Хотел бы я тебя спросить о том же самом. Собственно, я уже спросил.
Род раздраженно пожал плечами.
— Понимаю, это странно, но я решил вернуться в Веальдебинде — ту самую набожную премерзкую деревеньку, где мы побывали вчера.
— Неужели ты собрался свергнуть тамошних церковников?
— Мысль неплохая, — согласился Род, — но я насчет этого пока не решил. А почему ты так испугался? Думаешь, для крестьян это будет не лучший вариант?
Магнус немного помолчал, озадаченный вопросом.
— Разве не им самим решать, хорошо это будет или плохо?
— Верно. Им и только им — если у них будет такая возможность. Но у меня сложилось такое впечатление, что нынешний епископ держит крестьян в таких ежовых рукавицах, что они не избавились бы от него, даже если бы пожелали.
— Нет, — нахмурившись, возразил Магнус. — Он принадлежит Церкви и наверняка не станет действовать с позиции силы.
— Гм-м — м, — протянул Род, опустил голову, потер подбородок. — Ты слышал о Крестовых Походах? О войнах времен Реформации? О рыцарях-тамплиерах? — Не дав Магнусу ответить, он продолжал: — Что же до того, что этот человек принадлежит Церкви… Честно говоря, не очень мне в это верится. Ты обратил внимание на его облачение? Митра такая огромная, почти карикатурная — и при этом ни ризы, ни сутаны.
— Верно. Он был в балахоне, какой мог бы носить любой аристократ. Но какое это имеет значение?
— Настоящий епископ по идее должен был бы придерживаться строгих традиций. А мы с тобой прекрасно знаем, что в Грамерае никогда не было епископа. Здесь есть только монастырская братия — она и заполняет нишу здешней духовной жизни.
Магнус сдвинул брови, задумался.
— Что ты хочешь сказать?
— Я хочу сказать, что здесь мы имеем дело с типичным образчиком религии по типу «сделай сам», с культом, насаждаемым неким циником, который жаждет личной власти. Да, верно, он основал этот культ на фундаменте католической веры — потому что никакой другой не знает, но при этом внес в культ изменения, которые гарантировали бы его власть. Ну а в том, чего он не помнит из догматов, он попросту импровизирует.
— Тебе кажется, что этот епископ на самом деле правит деревней?
— Да. Что само по себе довольно смешно. Он называет себя епископом при том, что ему подчиняется один-единственный жалкий приход. Так что, сынок, тут мы видим яркий пример теократии. — Род посмотрел на Магнуса. — Не хочешь наведаться туда со мной и точно выяснить, так это или нет? Или ты боишься разрушить свои предубеждения?
Магнус ответил отцу холодным взглядом.
— Я поеду с тобой, если ты дашь мне слово не пытаться свергнуть ту власть, которую люди сами для себя выбрали.