Чародей разгневанный (сборник)
Шрифт:
Она рассмеялась, ослепительным водопадом звуков.
— Да ты, наверное, шутишь! У эльфейцев же нет бессмертных душ!
— Значит есть личности, — отец Ал разозлился на себя из-за забывчивости. — Самоотождествление. Самая суть тебя, то, что делает тебя неповторимой, особенной — не совсем такой, как любая другая, бывшая на свете нимфа.
Она стала серьезной.
— По-моему ты не шутишь.
— В самом деле, не шучу. Твое самоотождествление, девушка, твое истинное «я», сокрытое ото всех и известное только тебе самой, и есть то, чем ты являешься в действительности. Оно основано
— Ну в таком случае, — улыбнулась она — я шалунья-нимфа, ибо в самой глубине моего «я» находится самый главный мой принцип — половые наслаждения. — И снова попыталась обвить руками его шею.
Эти истории отец Ал уже слышал раньше и не только от русалок. Он твердо удержал ее руки и смотрел пристально ей в глаза.
— То, о чем ты говоришь, лишь оправдание, и оно никуда не годится. Какой-то мужчина глубоко ранил тебя, когда ты была молода и нежна. Ты открыла перед ним свое сердце, позволив ему вкусить твое тайное «я», открыла также и свое тело, что казалось вполне естественным.
Она потрясение уставилась на него, а затем вдруг рванулась, пытаясь вырваться на волю.
— Я не стану больше тебя слушать!
— Станешь, — строго сказал он, крепко держа ее за запястья. — Ибо юный воздыхатель, насытившись тобою, удрал и забрал с собой часть твоего тайного «я». А потом весело пошел своей дорогой, посмеиваясь над тобою. А ты заблудилась в печали и боли, так как он вырвал часть тебя, которую никогда нельзя будет вернуть на место.
— Смертный, — так и возопила она, — ты с ума сошел? Я же нимфа!
Это отец Ал уже слышал.
— Не имеет значения. Никогда не возникало мыслящего существа, могущего разрывать на мелкие кусочки свое тайное «я» и бросать их прохожим; ты таким образом хочешь постепенно раздать все свое тайное «я», пока ничего не останется, и ты перестанешь существовать. Останется только ходячая оболочка. Это происходит всякий раз, когда ты открываешь свое тело тому, кто тебя не любит и тому, кого не любишь ты. Все это нарушает цельность твоего тайного «я». Мы так созданы, что наши внутренние «я» и тела неразрывно соединены меж собой, и когда открывается одно, должно открыться и другое. Поэтому, когда ты открываешь свое тело, держа закрытым свое тайное «я», то нарушаешь цельность своего «я».
— Я тысячу раз проделывала это, — фыркнула она — и все же внутри я цельная!
— Нет, неверно. Всякий раз исчезал крошечный кусочек тебя, хотя ты упорно старалась не замечать.
— Нет, неправда — ибо у меня в природе отдавать свое тело и сохранять нетронутым свое «я»! Я ведь нимфа!
— Это не слабое оправдание, впервые придуманное тобой, когда у тебя в первый раз разорвали твое тайное «я». Ты тогда сказала себе: «Это не имеет значения, меня не трогает. У меня природа отдавать свое тело, а не душу, мое единственное истинное желание — наслаждение.» Чтобы доказать самой себе, ты стремилась сойтись с каждым подвернувшимся мужчиной, и каждый раз тебя рвали вновь и тебе требовалось вновь оправдывать случившееся желанием наслаждений с большим неистовством, хотя
— А тебе-то что? — сердито спросила она. — Почему ты читаешь мне проповеди? Почему ты заставляешь меня слушать, когда я отворачиваюсь? Разве не из-за собственного оправдания, жаркой похоти, что бушует в тебе при виде меня?
Осторожно, — подумал отец Ал.
— Да, так. Но разве мое оправдание вредит тебе? Или мне?
Она нахмурила бровки, вглядываясь ему в глаза.
— Нет... мне нисколько. И все же тебе, по-моему, это вредит, потому что для тебя было бы куда естественней схватить меня и сойтись со мной буйно и самозабвенно.
— Ты видишь меня насквозь, — признал отец Ал. — Хотя это и естественно, по не правильно, так как будет оторвана часть меня, равно как и часть тебя. — Он вздохнул. — По мнению мужчин, женское «я» может быть растерзано спариванием одной ночи, в то время, как мужскому «я», такая участь не грозит, но это только мнение. Мы тоже созданы единым куском, тело и душа столь хитро соединены друг с другом, что мы не можем отдать одно, не отдав другого. И нас тоже может растерзать первое спаривание с той, которая не любит. Но и мы пытаемся иной раз отрицать, стараясь переспать со всеми девицами, с какими удастся. Вот так и родилась легенда о мужской мощи. Души многих молодых были растерзаны беспорядочными связями, проистекающими из таких вот соображений, что по существу являются призраком. Если б молодые люди сказали правду, то признались, что удовольствия весьма сомнительны, так как спаривание без любви, когда наслаждение переходит в экстаз, на самом деле превращается в пепел и отдает желчью.
— Я думаю, — медленно проговорила она — что ты говоришь так из-за боли, которую сам познал.
Он печально улыбнулся.
— Все молодые люди совершают одни и те же ошибки. Многие ступают на дерн, прикрывающий ловчую яму, как бы их не предупреждали о беде старшие. И я был некогда молод, и не всегда носил рясу.
Вдруг ее глаза расширились от ужаса. Отпрыгнув назад, она окинула его одним быстрым взглядом с ног до головы и прижала ладони ко рту.
— Ты — монах!
Он улыбнулся.
— Ты видела лишь, что я мужчина?
Она кивнула.
— Если б ты внимательно посмотрела, то поняла, что я гуляю по берегу речки не в поисках удовольствий.
— Нет, это совсем необязательно, — нахмурилась она, — я знала. Нет, неважно. Если ты пришел сюда не развлекаться, то зачем?
— Я ищу тут одного мужа, жену и трех детей, — медленно проговорил отец Ал. — Они вышли некоторое время назад из этого леса, пока светило солнце. Ты случайно не видела их?
— Видела, — медленно отвечала нимфа, — они разбудили меня после дневного сна: малыши сильно шумели.
— Понимаю. — Отец Ал читал проповеди в семейных церквях. — Ты не могла бы сказать, в какую сторону они направились?
Она покачала головой.
— Я видела их недолго. Успела только заметить, что с ними женщина, очень красивая. — Это воспоминание, кажется, раздражало нимфу. — Я не возымела никакой надежды на удовлетворение, хотя мужчина и мальчики были миловидные, поэтому снова отправилась в свою водную постель.