Чародей с гитарой
Шрифт:
Он пытался выжать все, что было в его силах, из этого странного изогнутого инструмента. Музыка поднимала его, наполняла тем дивным восторгом, который всегда даровало ему истинное искусство. Где-то сквозь мелодию он слышал отголоски дребезжащего пения своей старенькой электрогитары. Нервы его трепетали от удовольствия, в ушах отдавались знакомые звуки. Он был воистину счастлив и ласкал, сжимая в руках, инструмент, позабыв об окрестностях, о собственных тревогах… даже о родителях.
Прошло много времени, а возможно, и просто пара минут – и он ощутил, что его трясут чьи-то руки. Заморгав,
Мадж глазел тоже, но держался чуть поодаль.
– Ну, что случилось? Неужели было так плохо? – У юноши слегка кружилась голова.
– Ну, дурят нашего брата, ну, дурят, – заметил выдр со странной смесью почтения и недовольства в голосе. – Извини, парень. А я-то так и не догадался, что ты меня все время тока за нос водил. Вот что – не будь со мной крут. Я ж все делал так, чтоб тебе самому лучше было, и…
– Прекрати, Мадж. О чем это ты болтаешь?
– Ты сотворил звуки… и кое-что еще, чаропевец. – Юноша, открыв рот, глядел на девицу. – Значит, решил, что сумеешь провести нас, как старого Клотагорба? Посмотри-ка на свою дуару.
Взгляд Джон-Тома опустился вниз, и он едва не подскочил. По краям инструмента затухал яркий фиолетовый свет, трепетавший еще на ясных металлических струнах.
– Но я не… Я же ничего не сделал. – Джон-Том оттолкнул от себя инструмент, словно тот мог вдруг ни с того ни с сего тяпнуть его за пальцы. Но ремень удержал дуару, которая возвратилась, ударив юношу по ребрам. Дубина за спиной покачнулась.
– Попробуй еще, – шепнула Талея. – Ищи свою магию.
Темнело, пожалуй, слишком уж быстро. Нерешительно – в конце концов, это же всего лишь дуара – Джон-Том притронулся к нижним струнам и сыграл на них несколько тактов «Пурпурного тумана». И каждый раз, когда он прикасался к струнам, они испускали фиолетовый свет.
Но было и еще что-то. Сама музыка казалась здесь другой. Прохладной, как вода из горного озера, и шершавой, словно напильник. В голове его полыхали белые молнии, по рукам бегали мурашки. Обломки мыслей громыхали в его голове, как в погремушке.
М-да… Но какой звук!
Он попробовал вновь, уже более уверенной рукой. Мощные аккорды срывались со струн с громом – он такого не ожидал. Раскаты отдавались далеко в лесу, хотя никакого усилителя не было и в помине. Этот могучий звук исходил из дуары, уверенно покоившейся на его животе, а из-под пальцев струился свет.
«Что это, – метались мысли, – инструмент ли виною или же преображаюсь я сам?»
Строчка целиком была из какой-то песни, однако она позволяла если не объяснить, то понять, что с ним происходит.
– Нет, я не чаропевец, – наконец сообщил Джон-Том Маджу и Талее. – Просто не знаю, что и думать. – Смирение в собственном голосе удивило его самого. – Но мне всегда казалось, во мне что-то есть. Так думает всякий, кто хочет стать музыкантом. Есть такая строчка в одной песне: «Магия в музыке, а музыка во мне». Наверно, Талея, ты права. Может быть, Клотагорб не так уж и ошибся… Тогда буду делать, что сумею, хотя я еще ничего не понимаю. Пока, по-моему, мне удалось
– Приятель, что нам в том, как ты это делаешь. – Маджа уже распирала гордость за успехи Джон-Тома. – Тока не позабудь как.
– Надо… поэкспериментировать. – Ум Талеи лихорадочно напрягался. – Джон-Том, ты должен уметь направлять свои способности. Любой волшебник…
– Не надо… Не зови меня так.
– Ну, любой чаропевец умеет сотворить то, что захочет. А так, если не знаешь, что получится, магия не то что бесполезна – опасна.
– Но я не знаю нужных слов, – запротестовал Джон-Том. – Просто нет таких песен – с научными словами.
– Джон-Том, ты владеешь музыкой. Ее магии достаточно, чтобы слова сделали свое дело. – Она огляделась. В лесу темнело, сумерки мягко опускались на макушки деревьев. – Что нам сейчас нужно?
– Деньги, – без промедления вставил Мадж.
– Заткнись, Мадж. Будешь ты, наконец, серьезным?
– Там, где речь идет о деньгах, любашка, я всегда серьезен.
Талея кисло глянула на него.
– Отсюда за деньги не выберешься – нечего покупать. Деньги не помогут нам быстро и благополучно добраться до Клотагорбова Древа. – Она выжидающим взором поглядела на Джон-Тома. – Может, попробуешь?
– Что? Переместить нас туда? Но я не знаю чем… – Он умолк, все еще чувствуя опьянение. Должно быть, причиной этого было воздействие музыки… Или власть над нею, вдруг появившаяся у него… Или сознание того, какие способности вдруг свалились на него, а он и не знает, что с ними делать.
Итак, придется вести их к Древу. Делай, дурень, женщина просит.
А какую же песню использовать? В этом и кроется главное, кого бы ты ни хотел заворожить, – духов или зрительный зал.
«Бич Бойз»… Да, наверное. «Чертовщинка в машинке». Ну, и раз берешься за дело, Меривезер, нечего дурачиться по пустякам. Давай-ка создадим нечто действительно реальное.
Голова Джон-Тома кружилась. Почти ничего не замечая, он прочистил горло и завел: «Дорога гладка, лети моя „девятка“.
Дуара в колыбели рук его завибрировала и засветилась. На сей раз свечение со струн перешло на весь инструмент. Он словно ожил в руках Джон-Тома и даже попытался освободиться. Тот еле удерживал дуару, неловко прищипывая пальцами струны… Они вырывались из-под рук.
Талея и Мадж отступили назад, потрясенные лица их были обращены к траве. Пульсирующий желтый шар свалился с дуары на землю. Он рос, вращался, набухал музыкой. Занятый инструментом Джон-Том смотрел в другую сторону.
Когда возглас Талеи заставил его наконец повернуться, светящийся объект значительно увеличился. А что, сработало, взволнованно сказал он себе. Объект уже начинал принимать форму грубого цилиндра. Оставалось только надеяться, что лимонно-желтый седан материализуется с полным баком бензина – песен, посвященных этой жидкости, он не знал. И тогда по лесу их повезет экипаж, подобного которому еще не знал этот мир.
Он и в самом деле был чуть-чуть под хмельком. Гордость пьянит мозг не хуже алкоголя. Джон-Том уже начал придумывать на ходу вирши о гоночных шинах, пристяжных ремнях и магнитофоне… В конце концов, если делаешь дело – так делай его хорошо.