Чародей с гитарой
Шрифт:
– Тогда давай, спрашивай, – застыв, отвечал юноша. Индиговая рубашка липла к спине.
От дракона пахло илом, рекой… Всякой водяной живностью. Густой запах отвлек Джон-Тома от собственных страхов.
– Тогда ответь мне, – прогрохотал дракон. Он развернулся на мелководье, обратив проницательный огненный глаз к перепуганным путешественникам, – что следует считать фундаментальной особенностью, определяющей природу человеческой натуры… и всех ей подобных? – И он дохнул дымом, в высшей степени наслаждаясь охватившим Джон-Тома смятением.
–
– Честолюбие, – предположила Флор.
– Жадность. – Автора этих слов можно было угадать, не пользуясь слухом и зрением. Такое мог сказать один только Мадж.
– Стремление улучшить свое положение, не навредив при этом никому другому, – изящно выразился Каз и тут же добавил: – Во всяком случае, не больше, чем это необходимо.
– Страх, – выдавил трясущийся Пог. Он старался украдкой от дракона укрыться за деревом.
– Стремление к приобретению познаний и мудрости – проговорил Клотагорб, на миг отвлекшийся от заклинания.
– Нет, нет, нет, нет, нет и нет! – пренебрежительно фыркнул дракон, опалив воздух языком пламени. – Все вы невежественны. Представились, можно сказать: у каждого дурака собственный вкус.
Джон-Том тем временем лихорадочно пытался вспомнить, что говорил дракон минуту назад… Что-то об «экономически и социально отсталых» жителях Теплоземелья. Загадка начинала казаться знакомой. Он был уверен, что слышал нечто в этом роде… Но где? И каков ответ? Мозг лихорадочно метался в поисках разгадки.
Фаламеезар зашипел, и возле сапог Джон-Тома вскипела вода. Он чувствовал жар даже через плотную кожу, размышляя, покраснеет ли, словно рак… или же обуглится, как жаркое на сильном огне.
Быть может, дракон умел читать мысли не хуже, чем загадывать загадки.
– Я предоставлю всем еще одну возможность для выбора. Я могу съесть вас отварными и жареными. Тот, кто хочет стать вареным, пусть идет в реку, а желающие зажариться пусть остаются на месте. Вообще-то я и сырое съесть могу. Впрочем, еду лучше все-таки разогревать.
Ну, жаркое, давай думай, подстегнул себя Джон-Том. Новое испытание, если сплоховать, может оказаться последним.
– Подожди. Минуточку! Я знаю ответ!
Дракон со скукой обратил к нему один глаз.
– Поторопись. Я голоден.
Джон-Том глубоко вздохнул.
– Фундаментальной особенностью природы человека является его способность к созидательному труду. – И для гарантии добавил: – Это каждый дурак знает.
Голова дракона откинулась назад. Перепончатые крылышки ушей трепетали от изумления, в смятении он поперхнулся собственным дымом.
Грозным, но уже неуверенным движением он приблизил голову прямо к Джон-Тому, так что тот при желании мог бы коснуться чешуйчатой кожи. В воздухе пахло сыростью и серой.
– А что тогда, – прогрохотал он, – определяет структуру общества?
Джон-Том начал уже расслабляться. В это невозможно было поверить, но теперь он чувствовал себя в безопасности.
– Экономический
– А общество развивается…
– Проходя серии кризисов, вызванных внутренними противоречиями, – закончил за него Джон-Том.
Глаза дракона вспыхнули, а челюсть отвалилась. Несмотря на уверенность в ответе, Джон-Том невольно отодвинулся подальше от жутких зубов. Из воды поднялись обе передние лапы, с которых струилась вода, по шкуре в разные укромные уголки разбегались крошечные раки.
Лапы протянулись к Джон-Тому. Он ощутил, что поднимается в воздух. Где-то за спиной отчаянно заголосила Флор, Мадж читал отходную.
Громадный раздвоенный язык, такой же ярко-красный, как и глаз с вертикальной щелью, скользнул изо рта и влажно коснулся щеки Джон-Тома.
– Здравствуй, товарищ! – объявил дракон, и огромная лапа бережно опустила юношу на землю. Дракон в экстазе колотился в воде.
– Я знал это! Я знал! Не могут же все до единого создания этого мира не знать истинного пути. – Блаженствуя, он извергал пламя – из чистой радости, – впрочем, старательно направляя его в сторону от ошеломленной компании.
Подбежал выдр и встал рядышком с высоким Джон-Томом.
– Еще раз, значица, твои неожиданные магические фокусы?
– Нет, Мадж. – Молодой человек старательно стер драконью слюну со щек и шеи. Она до сих пор оставалась горячей. – Точная догадка. Он же намекнул, только до меня не сразу дошло. Но чего я до сих пор не понимаю – как это честный дракон мог сделаться убежденным марксистом?
– Что еще за маршист? Опять твоя потусторонняя магия?
– Некоторые так и думают… Остальные считают простым суеверием. Только, ради бога, не говори ему ничего подобного, иначе мы прямиком попадем в суп.
– Прости мое любопытство, – обратился Джон-Том к дракону, – а как тебе удалось найти, – он помедлил, – истинный путь?
– Иногда драконам случается натолкнуться на межразмерностные деформации, – сообщил ему подуспокоившийся Фаламеезар, – мы чувствительны к подобного рода проявлениям. И в одном из них я провел много дней. Тогда мне все и открылось. Я пытался просветить других. – Он повел могучими черными плечами. – Но что можно сделать в одиночку в мире, кишащем прожорливыми и хищными капиталистами…
– Действительно, что… – согласился Джон-Том.
– Даже когда ты дракон. О, время от времени я пытаюсь что-то исправить, но бедные угнетенные лодочники не в состоянии осмыслить теорию прибавочной стоимости… А как тогда увлечь их истинно социалистической диалектикой?
– Понимаю, – сочувственно отозвался Джон-Том.
– В самом деле?
– Да. Видишь ли, сейчас мы, семеро товарищей, путешествуем по этой стране, наводненной, по твоим словам, различного рода капиталистами. Дело в том, что ей грозит нашествие целой тоталитарной орды капиталистов, стремящихся полностью поработить… э, здешний рабочий класс. Местные недотепы-боссы даже не представляют, что такая степень эксплуатации может существовать.