Чароплет

Чарлтон Блейк

Никодимус отлепил и метнул в труп рядом со Скитальцем фразу-наводчик, а потом плавным движением запустил гранату. Чудовище опрокинула на бок волна крови и костной шрапнели.

— Ну же, Джей Амбер! — крикнул Никодимус. Скиталец вскочил и ринулся на него. Никодимус закинул руку за голову, нащупывая самое мощное свое заклинание, однако в десяти шагах Скиталец, остановившись, присел на задние лапы. — Ты напал на женщину в моем лагере, — начал Никодимус. — Чарослова и целительницу. Ты похитил ее память и слух.

Чудовище замотало головой.

— Нетнетнет!

— Да.

— Не

было там памяти в помине. И слуха слыхом не слышно было.

— Заткнись.

Скиталец припал к земле.

— Что ты с ней сделал?

— Должен был поймать тебя днем с огнем, чтоб сверкал изумруд и алмазный разум завершился разом. Но я хотел ее посмотреть, пощупать, узнать, что она такое есть. А он колется, он жжется как лед. Он у нее. Весь у нее.

— Что у нее?

— Алмазный разум. Весь ра-а-а-зом!

Никодимус угрожающе шагнул вперед, и чудовище съежилось.

— Не юли, объясни толком! Что у нее?

Скитальца била дрожь.

— Демон не знал, что я могу ее схватить. Память запамятовала, слыхом не слыхивала.

Никодимус глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться.

— Поэтому ее праязык так ярко сияет?

Скиталец кивнул.

— А теперь второе чадо прибыло в город, прямо от маменьки. Нашей маменьки. Любимое чадушко.

— Второй дракон?

Чудовище, содрогнувшись, попятилось.

— В страшном сне не приснится. У них разум не испорчен, не чета нам. Нам. Ням-ням. У них разум хрустальный. Кристальный.

— У кого?

— У демонов. У драконов. — Он потряс головой. — Демонический разум подобен алмазу.

— Да объясни ты по-человечески!

— У них разум стерильный, стиральный, стабильный.

Никодимуса захлестнула ярость.

— Ты можешь вернуть Франческе память или слух?

— Нет-нет-нет. Ни в жизнь. Ни в жизни там такого не было.

— Как ты нашел наш лагерь, который мы столько времени благополучно скрывали?

В распахнутой ликантропской пасти мелькнуло слюдяное человеческое лицо.

— Тайфон отдал мне Дедре, чтобы утолить голод, а голод не тетка, и с нею в глотке мы узнали, где ковчег.

Никодимус почувствовал подступающую к горлу тошноту.

— Ты сожрал тело Дейдре?

Чудовище снова поежилось, в этот раз явно от удовольствия. У Никодимуса затряслись руки.

— А ковчег Боанн, что ты с ним сделал?

— Расколол, как орех, и высосал алмазное ядрышко. О-о-о, как оно царапалось в кишках!

— Ты убил Боанн?

— Все нутро исцарапало.

Помолчав, чудовище раззявило ликантропскую пасть, высовывая человеческую голову. Сморгнув слюну с век, Джей Амбер смерил Никодимуса взглядом. Его морщинистое лицо покрывали старческие пятна, короткие волосы топорщились седой щетиной, но вот глаза…

Глаза горели ярко-зеленым.

— Они охотятся на алмазные умы, — с расстановкой проговорил Джей Амбер. — Изумруд приложить к тебе, а меня превратить в алмазно-разумного дракона. —

Голос постепенно выравнивался, креп. — У меня маркий разум, нестерильный, поганый разум. Они хотят положить этому конец, чтобы больше никаких помарок.

— Кто они?

— Демоны и первый демон Лос. Не хотят больше помарок в праязыке. Хотят, чтобы все тихо увяло.

— Что тебе известно про тихое увядание?

— Каленым железом праязык, — кивнуло чудовище. — Долой нарушения, долой оговорки. Чтобы больше ни-ни. Только по правилам, всех поправят. Кругом лед, ледяной язык.

Никодимус озадаченно покачал головой.

— Я хотел, чтобы ты медленно варился у меня в желудке, высасывать мало-помалу языкознание из твоей головы. А потом нашел ту, с беспамятной памятью. Тайфон сделает мой разум кристальным, как у нее. Так они хотели в Звездной крепости.

— В Звездной… — заморгал Никодимус.

Слюдяная голова кивнула.

— В З-з-звездной крепости, где они клеймят словом, как железом, где я был как ты, до того, как ты стал, как я.

— У нас с тобой ничего общего!

— Пурпурные словеса, фиолетовая завеса. Твои татуировки, не коснись меня лживое железо, были бы и у меня такие. Я учил призрачный язык хтоников. Они хотели меня удержать, выдержать, но вырвался, и выучился, и сбежал, и избег. Я намного тебя старше, я твой кузен, брат по крови, брат по несчастью. — Чудовище помолчало, а потом произнесло нормальным человеческим голосом: — Я знаю праязык. Я знаю, кто такие какографы на самом деле.

Никодимус отшатнулся, сложив наконец два и два.

— Джей Амбер, — прошептал он. — Раньше тебя звали иначе.

— Дж-е-е-й-мбе-е-ер, — взвыло чудовище. — Джеймбер. Джем Бер-р-р.

— Джеймс Берр, — подсказал Никодимус.

— Джеймс Берр. Когда-то, давным-давно, Джеймс Берр.

— Самый злосчастный какограф на свете, — прошептал Никодимус, впившись взглядом в зеленые глаза. — Значит, ты не погиб триста лет назад, когда бежал в саванну…

Джеймс Берр помотал головой.

— Я кроил праязык, кроил и перекраивал. Я превращал жизнь в ахинею. Я научился влезать в чужие шкуры и мешать их меж собой. Я научился сводить людей с ума ахинеей.

— Ахинея — это твой диалект праязыка.

— И зараженных, искаженных, искореженных.

— Все эти сотни лет ты был Саванным Скитальцем.

— Пока алмазный разум Тайфона не укротил меня, не приструнил меня, не огородил меня городом, и не всадил в меня этот каленый язык. Он превратил меня в полудракона, чтобы я мог выбивать язык из других. — Чудовище содрогнулось. — Слова, слова, слова! Талдычат, долдонят, вдалбливают, задалбывают. — Он изменил голос, явно подражая кому-то: — Мы научим тебя, Джеймс Берр, проучим! Мы сломим тебя, Никодимус. Твой разум должен быть подобен льду или не должен быть вовсе. Они вдалбливали в меня свой язык и поплатились — я заставил их взять свои слова обратно, я проклял их механические мозги их же словами!