Чарослов
Шрифт:
— Помнят руки-то! Ты все еще лингвист, Шеннон, — поздравил себя он, когда заклинание было готово. — Жаль, годы берут свое. — Он потянулся, морщась от ноющей боли в плечах и коленях. Разом навалилась усталость. И лишь одна мысль бодрила и не давала заснуть: он представлял, как наложит новые чары на голема и дух колдуна окажется заперт в ловушке внутри глиняного тела.
Шеннон рухнул обратно в кресло; привычно скрипнуло дерево. И только тогда он осознал, что необходимо — жизненно необходимо — немедленно передать копию заклинания Нико. Может, самому
Азура издала негромкий свист, всего две ноты. Шеннон задал ей магический вопрос и тут же получил ответ: птица услышала что-то необычное.
Шеннон покосился на дверь. В коридоре никто не колдовал, но чуть дальше — очевидно, на лестнице — колыхался заметный, футов десять длиной, сверкающий шлейф золотого текста. Знакомое зрелище. Слепой лингвист сразу понял, что происходит: полдюжины волшебников поднимались гуськом, дружно творя заклинание огневых светлячков, чтобы осветить темные ступеньки.
Что-то случилось. Что-то непоправимое.
Шеннон подхватил Азуру и протянул к птице магическую нить, которая позволяла ему видеть ее глазами. Вернувшись к столу, он уставился на только что созданное заклинание.
Он должен передать Никодимусу текст: от этого зависела жизнь юноши. Впрочем, сильнее пугало другое: если Нико и впрямь имел отношение к пророчеству, его выживание могло оказаться решающим для победы в войне Разобщения — а значит, и для сохранения человеческой речи.
— Хаким, спаси и помилуй! — прошептал он. Подняв взгляд, Шеннон увидел, как по мере приближения волшебников к его кабинету редеет вереница огневых светляков.
Он перевел взгляд на свежесотворенное заклинание. Оно было слишком длинным — худенькое тельце Азуры его бы не вместило. Перенести чары на свиток и объяснить фамильяру, куда его доставить, Шеннон уже не успевал. Он мог использовать лишь написанный вариант.
Окинув пристальным взглядом стол, он обратил слепые глаза на знакомые отрывки на нуминусе. Азура помогла ему составить зрительный образ манускрипта: свиток, который вручили Шеннону не далее как полтора дня назад, содержал разрешение приступить к исследованию Каталога.
Из коридора донеслись приглушенные голоса.
Трясущимися руками волшебник нащупал чернильницу и пригодное перо. Он редко писал обычные письма и не доверял своим измученным пальцам: вряд ли они были в состоянии начеркать нечто удобочитаемое после долгих часов колдовства. Поэтому он окунул в чернила мягкий конец пера и нанес широкий густой мазок прямо поверх обычного текста разрешения.
Затем торопливо создал чары нуминуса, способные поднять решетки на двери в Барабанную башню, и втиснул их над заголовком свитка вместе с примечанием на общем языке, которое переводилось как «ключ к решеткам».
В дверь постучали.
— Магистр Шеннон, — окликнул голос Амади.
— Секундочку, — отозвался Шеннон. Пока стражники не вмешались, он поспешил написать еще несколько примечаний для Нико: объяснить, как
— Шеннон, — позвала Амади, — немедленно откройте!
Шеннон похолодел от страха. Как же дать знать Никодимусу? Как передать ему свои мысли?..
И вдруг волшебника осенило. Он наколдовал несколько фраз, которые в переводе означали «Исследуй ***», и втиснул их на самый верх свитка. Затем создал пару слов «собачий корм», скопировал их и поместил первую копию над первым абзацем, а вторую — над вторым.
За дверью выросла стена серебристого текста: очевидно, стражники готовились выбить дверь. Шеннон свернул свиток и обвязал его строкой магнуса.
— Для Никодимуса, — шепнул он, привязывая другой конец строки к лапке Азуры. — Остерегайся стражников у входа в Барабанную башню. — Он повторил те же инструкции на нуминусе.
Сзади послышался треск: мощное заклинание сорвало дверь с петель. Шеннон метнулся к окну и сшиб деревянный ставень.
— Магистр, — выкрикнула Амади. — Не двигайтесь!
Азура издала пронзительный свист из двух нот и, хлопая крыльями, вылетела в окно.
Шеннон с облегчением выдохнул. Амади подняла крик; грубые руки схватили волшебника за плечи и развернули. Комнату озарило пламя цензурирующих заклятий. Внутрь набилось не меньше семи стражников.
— Амади, — произнес он холодно, — надеюсь, у тебя имеется достойное оправдание, которое объяснит вашу бесцеремонную выходку.
— Магистр, — ответила она откуда-то слева, — боюсь, что имеется.
Он взглянул в ее направлении.
— Могу я его услышать?
Она рассказала о нашествии книжных червей и о тайном кабинете, полном уличающих бумаг. И о попытках раненого конструкта вернуться в апартаменты Шеннона.
— По-твоему, я настолько глуп, что написал проклятие, которое привело бы прямо ко мне? — не скрывая скептицизма, поинтересовался он.
Ответил другой голос. Шеннону понадобилось несколько секунд, чтобы узнать Кейла.
— Шансы, что червя ранит именно в эту область — ранение лишило его способности маскироваться за субтекстом и уничтожило все протоколы возвращения домой, кроме исходного, — стремятся к нулю. Наверняка вы надеялись остаться в тени. Увы, магистр, на этот раз удача от вас отвернулась.
Шеннон фыркнул:
— Или же вас просто одурачили. И обвиняя меня, вы играете на руку настоящему злодею, который все это подстроил.
— В ваших апартаментах провели обыск, по сравнению с первым, более тщательный. Мы прочесали все помещение в поисках субтекстов, — сухо проговорила Амади.
Кейл подхватил:
— И нашли замаскированный сундук, висевший под потолком, под завязку набитый деньгами — кругленькой суммой в золотых остроземских монетах.
Шеннон слушал и не верил своим ушам. Целый сундук денег?.. Как голем исхитрился пронести его в спальню?.. Ведь он не мог колдовать в стенах Звездной крепости!