Час абсента
Шрифт:
— Почему ты решил, что это Амалия? Это может быть и Борис Иванович.
— Ивановичу не до таких мелочей. Он мыслит глобально, по-государственному.
— У меня возникла идея. Давай встретим твою маму из театра, заодно постараемся повидать Амалию Никифоровну и поговорить с нею. Не уверена, что она расколется, но попробовать можно. Представляешь, вдруг Алекса замочили конкуренты? Такая версия существует. И теперь мы должны подозревать старушку Амалию?
— А как насчет моего погребения заживо? У меня в голове не укладывается, она знает мою мать, бывает в моем ресторане…
— С
— Да, хвалила кухню, положительную энергетику. — Серпантинов задумался. Он теребил полотенце, потом закрыл им лицо. — С ума сойти можно, — пробормотал он. И снова стал комкать ни в чем не повинное полотенце. — Ты намекаешь… Да нет, я не могу так плохо думать об Амалии. И зачем ей «Испанский дворик»? Она, если захочет, скупит два десятка таких ресторанчиков.
— Вполне возможно, она и глотает их десятками.
— Инна, ты меня испытываешь? Хочешь измерить, как низко я могу пасть?
— Нет, Алеша, я хочу познать собственную сущность. Ведь в моей жизни Амалия находится гораздо дольше.
— Ты хочешь сказать, что люди меняются, особенно с появлением больших денег?
— Я думаю, не стоит вешать на Амалию всех собак. Одно дело — убийство Алекса и Любунчика, другое — твое лежание в гробу.
— Ты сама себе противоречишь. Сначала намекаешь, что Алекс и Амалия конкуренты. Причем Амалия более удачливая, потому как Алекс уже устранен. Говорила? Потом тычешь меня носом в то, что Амалия не прочь прибрать к рукам «Испанский дворик». Так? И наконец, теперь ты разделяешь эти два преступления. Бедная девочка, ты совсем запуталась.
— А ты хочешь, чтобы Амалия выглядела монстром? И Алекса с Любунчиком убила, и тебя закопала. И до меня доберется, потому как я самая пронырливая да сообразительная и рано или поздно обо всем догадаюсь.
— Я хочу? — Серпантинов перешел на крик. — Я хочу? Да это ты делаешь дикие выводы!
— Я просто размышляю, а ты позволяешь себе на меня кричать.
Серпантинов спохватился и сбавил тон.
— Мы просто запутались. «Обое рябое»… Прости меня, дурака.
— В театр поедем?
Алексей замялся. Ему явно не хотелось выползать из дому. Тем более по такой скользкой причине. Он представил себе встречу с Амалией, а потом разговор, полный намеков, недомолвок. Да он со стыда сгорит, если только услышит от Амалии убийственное: «Мы завсегда вами очень благодарны, только подлостев таких мы слушать не желаем!» И что тогда?
— Мы в театр едем? — переспросила Инна.
— У нас нет никаких доказательств вины Амалии Никифоровны, — кисло ответил Алексей.
— Никто и не собирается ее обвинять. Просто хочу поговорить. Сделаю вид, что знакома с ее племянником. Как его зовут, Эдуард Петрович? Удивлюсь их родственным связям. Похвалю его фирму, поделюсь мыслями о нынешнем повальном увлечении розыгрышами, доложу, что недавно и сама оказалась в роли Гуинплена. Он наверняка слышал о таком сценарии, — глядишь, разговор и вырулит в нужное русло. И ни слова об убийствах. Если Амалия проявит интерес к моему трепу, она рано или поздно увязнет в нем и уж, зацепившись, от меня не уйдет.
Серпантинов слушал Инну и сникал все больше. Его заботило странное несоответствие. Имея сумасшедшее желание,
— Давай завтра поедем? — сделал последнюю попытку удержаться в лирическом настроении Алексей.
Увы.
— Куда мы завтра поедем? На деревню к дедушке? Театр сегодня. Более подходящего случая не будет.
Он безо всякого энтузиазма чмокнул Инну в щеку — эдакий братский поцелуйчик — и покорился:
— Иду заводить машину.
Приехали как раз вовремя. Еще минута-другая у них оказались в запасе. Алексей успел найти машину Амалии и даже поздороваться с водителем.
— Здравствуйте, Амалия Никифоровна, — услышал он радостный возглас Инны и обернулся.
Амалия шла под руку с племянником и пребывала в ужасном настроении. Это прочитывалось по поджатым губам и гневно приподнятой брови.
— Что это вам вздумалось тут околачиваться? — спросила она без малейших признаков радости.
— О, и Эдуард Петрович здесь! Какими судьбами? — как ни в чем не бывало продолжала свою ликующую песнь Инна.
— Мой племянник, — сухо пояснила Амалия. — Не думала, что вы знакомы.
— Как же, как же, ну кто не знает директора фирмы «Колокол»? Недавно меня так круто разыграли мои сослуживцы, что я вовек не забуду. Говорят, этот забойный сценарий впервые появился у Эдуарда Петровича.
— Что за сценарий? Да говори, я в курсе Эдичкиных дел.
— «Гуинплен», — как можно тише произнесла Инна. И загадала: если заинтересуется, если переспросит, значит, истинная хозяйка она. Причем не только финансовый держатель, а и идейный, так сказать, вдохновитель.
— Как-как, говоришь? У тебя, Инна, прегадкая дикция.
— «Гуинплен»! — на радостях оглушительно выпалила Пономаренко.
Эдуард Петрович пожал плечами.
— Моя организация никакого отношения к такой низкопробной самодеятельности не имеет, — выпятив губы, ответил он.
— Помолчи, болван! — оборвала Амалия заносчивые высказывания племянника.
— По-моему, прекрасный сценарий, — гнула свою линию Пономаренко. — Жаль только, что никакого будущего у этой фирмы нет. Директора на днях убили, а одну из сотрудниц застрелили в собственном подъезде. Слышали? За конкурентами, наверное, присматриваете?
— Я сегодня в гнусном настроении, — перевела разговор на себя Амалия. — Актеры безголосые, оркестр звучал тускло, грубо, так что давай, милочка, пройдемся. Подышим свежим воздухом, приду немного в себя. Мужики без нас обойдутся.