Час абсента
Шрифт:
Дальше началось нечто страшное. «Джиповские», вопреки здравому смыслу, не захотели слушаться «спецназовских» и оружие не сложили, а предпочли сопротивление. Или это спецназовцы первыми решили пострелять? Инне из-под сиденья разобраться было трудновато. Пальба длилась недолго и прекратилась внезапно.
Первым зашевелился Роман, и то потому, что открылась дверца и голос Коротича возвестил о завершении «конца света».
— Ты, Инночка, убийцу на свою голову всегда найдешь, — начал он с обвинений. — И кто на этот раз тебя решил пристрелить? Иди смотри.
Инна,
— Благодарю, Олежек, — кокетливо сказала она. — Ты не представляешь, как приятно, когда тебя спасает настоящий мужчина.
— Ну, кому ты теперь на больную мозоль наступила? Инна, кажется, мы уже раскрутили эти дела. Верунчик сидит, Шпунтик сидит, кто еще остался на свободе?
— О, капитан, ты отстал от жизни. — Из машины выполз Роман. — Тут такие события… Теперь мы с Инной Владимировной ищем тех, кто придумал этот план. И кажется, кому-то наши замыслы не нравятся. Верный признак, что мы на правильном пути.
— Роман, тебе противопоказано долго общаться с Пономаренко…
Инна осмотрела поле боя. «Джиповские» лежали на земле мордами вниз. Так и должно быть. Мордам грызть землю не нравилось. Один из них все время норовил приподняться и тотчас же получал по ребрам увесистым ботинком. Инна узнала непокорного бугая. Именно этот атлет пытался утащить ее в машину.
— Олег, одного знаю, — доложила она. — Начни расспросы с него. Мне нужно знать имя заказчика.
— Ишь чего захотела!
— А ты, Олежек, попробуй один приемчик, — смеясь, посоветовал Роман. — Я тебя сейчас научу, что делать.
Наконец из стареньких «Жигулей» решился показаться и хозяин. Он осторожно потрогал руками асфальт и только после того, как убедился, что он не на самолете, выпал из машины.
— Ну что, отец, поехали? — предложил Роман.
И получил в ответ забористый мат. Старик жаловался, что после пережитого стресса у него и руки и ноги дрожат и за руль он в таком состоянии не сядет.
— Ну тогда я не побрезгую покрутить баранку твоей колымаги, — объявил Роман. — И без возражений! — прикрикнул он, видя, что водитель готовится к ответной речи.
— Девчонки, давайте выпьем за Верунчика. Наш гуманный суд, как только узнает, какой сволочью был Алекс, просто обязан ее оправдать. Давайте выпьем! — Зита разлила абсент по стаканам.
Выпили. Девичник был в разгаре.
— И за Любунчика надо выпить. — Надежда прослезилась. Она после больницы часто плакала. Только подумает о чем-нибудь грустном, так слезы и на подходе. Нервы.
— Любунчика жалко, — вздохнула Катерина. — За что ее убили?
Надежда встрепенулась. У нее была собственная теория.
— Алекс подонок! — прошипела она. — Все из-за него!
Марина подняла стакан с абсентом.
— Тяпнем, девки, абсентику, и больше об этой обезьяне ни слова. У нас вся жизнь впереди, мы же не будем тратить ее на черт-те что?
Выпили, и Зита разлила по третьей.
— Опять пьют! — услышали они недовольный голос. Все
На пороге стояли Пономаренко и Роман.
— Не-не-не! — закричала Катерина. — Мужикам входить нельзя! У нас девичник. И вообще, мужики все…
— Сволочи! — хором гаркнул подвыпивший коллектив.
— Я вас за дверью подожду, — попятился Роман. — Зря мы сюда приехали. Опоздали. Они уже налакались. Какой серьезный разговор может быть? Что у них спросишь?
— А мы и на трезвую голову ментам ничего не собираемся рассказывать, — полезла в бутылку Катерина. — А на пьяную можем и поколотить. Девки, давайте мужика побьем, отведем израненные души!
— Если что, я рядом буду, — скороговоркой отбарабанил Роман и скрылся.
— Инночка, садись, — приказала Зита.
— Что празднуете? — поинтересовалась Пономаренко. Она пришла докапываться до истины. И даже обрадовалась, что все действующие лица в сборе и уже навеселе. То, что нужно. Не зря же народная мудрость гласит: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Инна внимательно изучила порозовевшие от алкоголя лица и, ни к кому, собственно, не обращаясь, провозгласила:
— Амалия осталась жива.
— Выпьем за Амалию! — залихватски проскандировала Катька. Ей уже было все равно, за кого пить, был бы повод, а впрочем, можно и без повода. А тут какая-то Амалия жива осталась. Значит, кому-то повезло. Чем не радость? — Ур-р-ра, Амалия!
Никто и ухом не повел. Все дружно приступили к очередной порции.
Только Зита-всевидящая на последнем глотке спросила:
— Эта Амалия наш человек?
Инна понюхала абсент, скривилась и стакан отставила, чем вызвала активное недовольство компании. Об Амалии уже никто не вспоминал. Появились дела поважнее, извечный вопрос: «Уважает она нас или нет?»
— Не могу я пить! — отбивалась Пономаренко. — Мне нужна трезвая голова.
— Зачем? — Удивлению Катерины не было предела. — Мы собрались, чтобы все забыть, а на трезвую голову это не получится. Значит? Значит, Инна, я тебя, конечно, уважаю, но тут тебе делать нечего! — рубанула она, и все согласно закивали.
Реакция у Пономаренко была, мягко говоря, странной. Вместо того чтобы подчиниться воле коллектива и опрокинуть рюмашку абсента, чем наглядно продемонстрировать свое уважение, она открыла рот и опять ляпнула нечто непонятное:
— Голубоглазого атлета, между прочим, повязала милиция и теперь допрашивает. — Журналистка медленно обвела глазами присутствующих. — С пристрастием допрашивает, — добавила она, вспомнив фокус с рыбками-людоедами.
Пономаренко еще на подходе сюда вычислила, к кому, собственно, она идет за истиной. Но ей не хотелось говорить в лоб, не хотелось, закусив удила, гневно выбрасывать обвинения напрямик. Она жаждала психологической игры. Хотелось уловить настороженный взгляд, нервный жест, поймать неверный ход, продиктованный паникой. Ей были нужны хотя бы косвенные доказательства собственной правоты. Ну не может человек быть таким непробиваемым!