Час близнецов
Шрифт:
Тика почувствовала подступивший к горлу комок и быстро отвернулась в сторону.
– Тика, – нежно сказал Речной Ветер. В речи его явственно звучал акцент, который после двухлетней жизни со своим народом стал куда заметнее. – Рад снова видеть тебя здоровой и столь же прекрасной, как прежде. Где Карамон? Я заехал ненадолго... Эй, что случилось?!
– Ничего, ничего, – торопливо заверила Тика и, встряхнув огненно-рыжими волосами, сморгнула с глаз слезы. – Идем, я приготовила тебе место у огня.
Должно быть, ты устал и проголодался.
Она повела его через зал, о чем-то без умолку
Стоически перенося этот кошмар, Речной Ветер шагал вслед за Тикой к столику, придерживая у бедра дивный меч эльфийской работы. Лицо его стало еще угрюмее, чем в момент появления, и окна все чаще привлекали к себе его тоскующий взгляд, словно ему уже было невмоготу оставаться в этом людном, шумном и душном помещении. Тика, зная его пристрастие к вольным просторам и свежему воздуху, ловко оттеснила в сторону наиболее восторженных и бесцеремонных завсегдатаев таверны и усадила друга за отдельный столик возле самого очага, рядом с кухонной дверью.
– Я сейчас вернусь, – сказала она и, улыбнувшись, юркнула в кухню прежде, чем Речной Ветер успел открыть рот.
На другом конце зала снова зазвучал голос Отика, то и дело прерываемый громким стуком: недовольный тем, что его рассказ был прерван в самом интересном месте, Отик, пытаясь восстановить порядок, стучал по полу своей тростью – самым страшным оружием, оставшимся в Утехе. Хозяин таверны прихрамывал на одну ногу, и об истории своей хромоты любил рассказывать ничуть не меньше. По его словам выходило, что он был ранен в дни падения города, когда в одиночку отбивался от наступающей армии драконов.
Тика схватила в кухне тарелку с картофелем и вернулась в зал, по пути удостоив Отика осуждающим взглядом. Ей была известна прискорбная правда о том, при каких обстоятельствах Отик повредил ногу: это произошло, когда его вытаскивали из подпола, где он прятался от нападавших чудовищ. Впрочем, Тика никогда и никому не рассказывала об этом. В глубине души она любила старого болтуна как родного отца. Он взял ее к себе, когда она осталась круглой сиротой, вырастил и дал ей возможность честно трудиться, ибо в противном случае она была бы вынуждена зарабатывать себе на жизнь воровством. Кроме того, обычно бывало вполне достаточно просто намекнуть Отику, что она знает, как все случилось на самом деле, – как правило, этого было довольно, чтобы Отик окончательно не заврался.
Когда Тика снова вошла в зал, посетители вели себя на удивление тихо, так что у нее появилась возможность спокойно поговорить со своим старым другом.
– Как поживают Золотая Луна я ваш сынишка? – заметив на себе испытующий взгляд. Спросила она наигранно беспечно.
– Чудесно – они шлют тебе свою любовь, – негромко ответил Речной Ветер своим глубоким голосом. – Мой сын... – в глазах его блеснула гордость, – ему всего два года, но он уже вот такого роста, – он показал рукой, какого именно, – и на коне сидит получше многих
– Я думала, Золотая Луна приедет вместе с тобой, – сказала Тика с легким вздохом, который, однако, не предназначался для ушей вождя.
Рослый варвар выдержал паузу, а потом, глядя на Тику со странным выражением темных глаз, ответил:
– Боги подарили нам еще двоих.
– Двоих? – Тика сначала не поняла, но тут же ее осенило. – Двойня! – воскликнула она радостно. – Как Карамон и Рейст...
Тика прикусила губу.
Нахмурившись, Речной Ветер начертал в воздухе магический знак, отводящий беду.
Тика вспыхнула и потупилась. В ушах у нее шумело, и от духоты немного кружилась голова. Сглотнув горькую слюну, она через силу продолжила расспросы о Золотой Луне и некоторое время даже выслушивала ответы.
– ...В наших краях по-прежнему мало жрецов, – говорил Речной Ветер. – Многие, очень многие уже обратились в новую веру, но свет ее еще не до конца озарил нашу землю. Луна немало делает во благо новой веры, мне кажется порой, что она чересчур устает, и тем не менее она хорошеет с каждым днем. А у детей, у обеих наших малюток, такие же золотистые волосы, как у нее...
Дети... Тика печально улыбнулась. Увидев выражение ее лица, Речной Ветер прервал рассказ. В молчании он доев картофель, затем отодвинул от себя тарелку.
– Поверь, я счастлив видеть тебя и очень рад нашей встрече, – сказал он, – но я не могу остаться здесь надолго. Я должен быть вместе со своим народом.
Когда я увижу Кара...
– Сейчас проверю, готова ли для тебя комната. – Тика поспешно вскочила, задев при этом стол, отчего вино из кружки Речного Ветра выплеснулось через край. – Этот овражный гном давно уже должен был все приготовить. Не иначе как маленький негодяй просто где-то завалился спать...
Она порскнула вон из зала, но подниматься наверх в комнату не стала. Выйдя на улицу через черный ход, она остановилась у дверей кухни и почувствовала, как прохладный ночной ветерок обласкал ее пылающие щеки. Глаза Тики всматривались в темноту.
– Пусть он уедет! – прошептала она. – Пожалуйста...
Глава 2
Пожалуй, больше всего Танис боялся увидеть таверну «Последний Приют».
Тогда, чудной осенью три года назад, все началось именно здесь. Сюда он, Флинт и неунывающий кендер Тассельхоф Непоседа пришли той осенней ночью на встречу со старыми друзьями. Здесь его мир перевернулся вверх тормашками, да так никогда и не выровнялся.
Однако, чем ближе полуэльф приближался к постоялому двору, тем слабее становились его страхи. Все вокруг переменилось так сильно, что Танису казалось, будто он очутился в каком-то незнакомом месте, а не на родине, которая накрепко запечатлелась в его памяти прежней милой Утехой. Город располагался теперь на земле, а не на ветвях гигантских валлиновых деревьев, В нем появилось много новых построек, особенно гостиниц и постоялых дворов, в которых могли бы разместиться все гости Утехи – торговцы и путешественники, в огромном количестве странствующие из конца в конец по всему континенту. Шрамы недавней войны, как и память о ней, были тщательно спрятаны, скрыты подальше от глаз.