Час джентльменов

Уинслоу Дон

Джонни тяжело вздохнул:

— Послушайте, я беспокоюсь за Буна.

— Вы же вроде как больше не друзья.

— Не друзья, — покачал головой Джонни. — Но это не значит, что я желаю ему смерти. Да и вам тоже, если уж на то пошло.

Петра почувствовала острый укол страха, не за себя, а за Буна. Он уехал, чтобы поговорить с Джонни и Дэном Николсом, и не вернулся домой. А теперь, видимо, случилось что-то такое, из-за чего Джонни начал бояться за его жизнь. Девушку так и подмывало впустить Джонни в дом, отдать ему документы Николь, показать выстроенную компьютером паутину, но…

Можно

ли ему доверять? Даже Бун не доверял Джонни настолько, чтобы отдать ему документы. Если бы он хотел, чтобы документы попали к Джонни, он бы сам уже передал их ему. Но что же это за новые обстоятельства? Что случилось? И где Бун?

— Что вы имеете в виду? — спросила она у Джонни.

— Ладно, — махнул рукой Джонни. — Ну что, в дом пригласите или нам обоим лучше прямо тут раздеться?

— Сержант, что вы себе…

Джонни молча вытащил мобильный и показал Петре фотографии с места убийства Билла Блезингейма.

У Петры потемнело в глазах, и она с трудом удержала позыв к рвоте.

— Это Билл Блезингейм, — тем временем говорил ей Джонни. — Ему сломали все пальцы на руках и все кости в ногах, прежде чем отрезать руки и пристрелить. Я считаю, его убийцы искали те самые документы, что лежат у Буна. Или может, он отдал их вам? Не думаю, что они знают о вашем участии в этом деле, — иначе бы уже побывали у вас в гостях. Но это вопрос времени. Я вот только боюсь, что у Буна времени почти не осталось. Так что, теперь соизволите со мной побеседовать?

Глава 146

Голос все продолжал бубнить.

Его зовут Джонс, говорил он, вернее, под таким именем он известен в профессиональных кругах. Он получил образование врача-невролога, поэтому знает абсолютно все обо всех нервах человеческого организма. С самого раннего детства его привлекал феномен боли. Что такое боль? И как воспринимает ее мозг? Можно ли при помощи препаратов вынудить мозг блокировать восприятие боли, и если да, то будет ли существовать боль сама по себе?

Вопрос, схожий со старой головоломкой про шум от падения дерева в безлюдном лесу. Если боль причинили, но мозг ее не зафиксировал, можно ли все еще называть боль болью? Как бы то ни было, первые годы он работал над методами и препаратами, уменьшающими или снимающими боль; весьма похвально, конечно, но чем больше он разрабатывал эту тему, тем яснее понимал (скорее подсознанием, чем разумом), как сильно привлекают его проявления боли.

То, что боль — разумеется не его, а других людей — доставляет ему удовольствие, впервые он понял во время секса («Это ведь типично для таких случаев, не так ли, мистер Дэниелс?»). Для начала его партнерами стали женщины-мазохистки, которым выброс эндорфина, обусловленный умеренной болью, позволял испытать или усилить оргазм. Идеальный симбиоз — страдания вышеупомянутых дам доставляли ему сильнейшее физическое удовольствие.

Бун почувствовал, как микроавтобус резко свернул направо.

Увы, эти ощущения, аналогичные ощущениям от применения наркотиков или алкоголя, обладали также и эффектом привыкания — вскоре Джонсу для получения все менее приемлемого уровня наслаждения надо было причинять все больше страданий. А вскоре не осталось и женщин, согласных выносить такой уровень боли, и он обратил свое

внимание на проституток. К счастью, в Европе существует огромное количество борделей, специализирующихся на садизме, — этого ему хватило на несколько лет, пока его страсть не начала требовать еще более изощренных пыток и он не стал персоной нон грата даже в самых толерантных заведениях. На какое-то время его проблемы решили нищие страны Азии и Африки, где можно приобрести подопытных на любой вкус, но, как это ни прискорбно, миллионером Джонс не был, и вскоре такие варианты стали ему не по карману.

По раздавшемуся шуму Бун понял, что они въехали на грунтовую дорогу. Каким бы ни был пункт их назначения, похоже, они уже почти приехали. Буна волей-неволей охватил ужас, и он задрожал.

Потому-то, уж вы простите за избитую фразу, мистер Дэниелс, он и был вынужден превратить свое хобби в профессию. Джонс приятно удивился, обнаружив, что на его услуги существует огромный спрос.

Он идеально подходил для нового ремесла и по навыкам, и по работоспособности. Он обеспечил себе недурной доход, позволяющий жить с комфортом, путешествовать по всему миру и получать непередаваемое физическое наслаждение, выходящее за рамки общепринятой морали.

Вот, мистер Дэниелс, что получает в награду человек, который понимает и принимает себя таким, какой он есть, и строит свою жизнь, основываясь на столь трудно приобретенном понимании собственных способностей. Как только он прошел через мучительные стадии ненависти к себе и самобичевания, его охватило чистое пламя, и он принялся неистово творить.

Джонс все говорил и говорил.

Рассказывал про войну.

Про солдат-повстанцев в Конго, про торговцев алмазами в Буркина-Фасо, про монахиню-коммунистку из Гватемалы, наемников-колумбийцев, похищающих людей, про студентку из Аргентины, которая так сладко молила о пощаде…

Микроавтобус замедлил ход и наконец остановился.

— О, приехали, — отметил Голос. — А теперь настали времена наркокартелей. Они для нашей области — просто спасение. Практически гарантия полной занятости. Их постоянные разборки, непрекращающаяся конкуренция, битвы за власть! О, как сильно и долго они ненавидят, с какой варварской грубостью предаются злобе! Все это создает практически безграничный спрос на боль. А на этом рынке правила диктуют продавцы, а не покупатели.

— А вот тот геолог, мистер Шеринг, был сущим разочарованием, — продолжал Голос. — Крайне банальное заказное убийство, хоть и пришлось его немного замаскировать, как вам, мистер Дэниелс, наверное, известно.

Зато мистер Блезингейм! О-о-о! Как вы знаете, кости в ногах удивительно чувствительны и чрезвычайно восприимчивы к боли… Даже применение самого обычного орудия вроде молотка производит ошеломительный эффект. Конечно, ломать пальцы было чистой воды излишеством, так сказать, вишенкой на тортике, особенно учитывая конечный итог моей с ним работы и то, что руки в итоге вообще были отпилены без какой-либо анестезии. Немного в духе закона шариата, признаю, — но таково уж было требование мексиканского заказчика: они хотели таким образом передать свою мысль, в назидание другим, так сказать. А его удивленное лицо, этот взгляд, полный недоверия! Просто прелесть.