Час игривых бесов
Шрифт:
«Ауди»? Снова «Ауди»?
Забавно... Впрочем, мало ли «Ауди» на свете? И что в том, что она «минут двадцать простояла» именно около поворота под арку? Это могло значить бесконечно много – и ничего.
– А шофером там был кто – мужчина или женщина?
– Да я внутрь не заглядывал, – пожал плечами охранник.
Да, пожалуй, Валера правильно сделал, что расторг с ними, этими мачами, договор на охрану ресторана!
Не тратя больше времени на пыжа, Алена перебежала дорогу и ткнулась в дверь магазинчика «Горячая еда».
Заперто! Вот те на...
Шансов на то, что Равиль работает и сегодня, не было почти никаких, однако дверь открыл именно он.
– Привет, – проговорила Алена, не веря своим глазам. – Вы что, с утра до вечера тут? Без перерывов и выходных?
– Ну, практически да, – отозвался Равиль, щуря утомленные глаза. – Когда не в институте, то здесь. Это ж моего отца магазин. А отец болеет сейчас. Кому ж работать, как не мне? А вы что тут делаете? Романчик привезли, да? Как здорово!
Эх ты, про обещание-то свое писательница начисто забыла!
– Романчик за мной, – быстро сказала она. – Я здесь неожиданно оказалась. А вы сегодня ничего подозрительного около «Барбариса» не видели?
Увы, нынче сверхценный свидетель ничего полезного не наблюдал. Ни «Ауди», ни какой-либо другой машины он не заметил. Подозрительные личности в поле его зрения не появлялись.
– Ладно, спасибо, – уныло сказала Алена, поняв наконец, что на сей раз ей не повезло. – Только скажите, Равиль, а кем Костя Катков работает в «Том свете»?
Узкие глаза Равиля стали круглыми.
– А Костя Катков вам зачем?!
– Нужен, – исчерпывающе ответила Алена.
– Для сюжета? – таинственно прошептал Равиль. – Для нового детектива?
Да здравствуют поклонники творчества дам-детективщиц!
– Точно! Вы угадали, – скромно кивнула одна из них.
– Нет, Костя вам не подойдет, – авторитетно заявил Равиль. – Он бывший актер, а значит, пьяница, у нас подсобником был, но пил не просыхая, это раз, а во-вторых, он наврал. Ни в какой «Тот свет» он не перешел, а уехал к родственникам в деревню. А вот в какую – не скажу. Потому что не знаю.
Да, вздохнула Алена, облом, и не простой, а Облом Обломович. И вдруг она сообразила, что не задала Равилю самый главный вопрос:
– Скажите, Равиль, а правда, что Костя Катков похож на Алена Делона?
Равиль даже покачнулся.
– Кто? – ахнул он. – Костик на Делона похож? Ну, тогда я – Рутгер Хауэр, копия! Костик такой простенький, что на него два раза подряд ни одна девушка не взглянет. Нет, это не Делон!
Конечно, это был не Делон. Это снова был облом – вернее, уже полный и окончательный Облом Обломович Обломов.
Прекрасная погода. Тихий, тихий снежок, влажный, мягкий воздух, ни ветерка. Тепло – не ниже двух-трех градусов. Он стоял на Откосе над Чкаловской лестницей, глядя во мглу, в которую уходили ступени. Где-то там, в этой мгле, лежала Волга. Он вспомнил ее тихий, медлительный ход, этот мягкий перелив шелковых
Ну да, зима ведь. Река скрыта под снегом и льдом.
Он поднял лицо, подставил его осторожным касаниям снежинок, зажмурился, чуть улыбаясь, когда снежинки легким холодком обжигали горячие, утомленные веки. Как хорошо, какое счастье – вот такая зима. Нет свистящего, режущего ветра, мороза нет, который дерет лицо наждаком. Конечно, и здесь, бывает, заморозит, запуржит, оледенит, ошеломит ветром так, что в комок сожмешься, света белого не взвидишь, но почему-то долгие годы он вспоминал именно такую зиму в этом старом городе: тихая, влажная ночная мгла, в которой тонет Волга, и нежные, прохладные прикосновения снежинок к зажмуренным векам.
Он приехал вечерним поездом и города еще толком не видел. Наверное, Нижний изменился, расстроился, преобразился, но какое счастье, что перемены никак не коснулись этой старой площади, на которой стоит памятник великому летчику, а на пьедестале изображена карта его полетов. Когда он был маленький, ему казалось, что какой-то дурак взял да и запустил булыжником в округлый каменный цоколь, и от удара камень покрылся причудливой сеткой трещин. Только потом он узнал, что это, оказывается, карта, – и ужасно удивился. И еще – почему-то ему всегда было жаль, что Чкалов стоит спиной к Волге. С другой стороны, наверное, не слишком-то удобно было бы, если бы он повернулся тылом к городу... и все-таки летчик должен смотреть в заволжские дали, а не на толпу праздно гуляющих горожан.
Сейчас, впрочем, никакой толпы не было, город рано ложился спать, площадь была практически пуста. Надо было и ему уже пойти поискать приюта в одной из близлежащих гостиниц, в «России» или в «Октябрьской», потому что неохота уезжать отсюда, из самого сердца города.
Он неохотно отстранился от настывшего парапета, подобрал сумку, вокруг которой уже намело небольшой сугробик, и пошел по набережной, вглядываясь в знакомые здания. Окна во всех были темны, и это его огорчило, как если бы он встретил старых приятелей, которые не захотели с ним разговаривать и отвернулись от него. Хотя понятно, почему не горел свет: это все офисные здания, ну кто в такую пору будет на работе торчать, огорчаться тут совершенно нечему...
А вот, кстати, о приятелях. Это не они будут от него отворачиваться – это ему придется избегать встреч с людьми из своего прошлого. Нет, оставался один человек, с которым он хотел бы повидаться. Но смысла нет: ничего от этого человека не узнать, старый друг был далек от тех дел, которые когда-то заставили его бежать из родного города под покровом ночи, а потом возвращаться так же тихо, так же тайно, хоронясь от чужих взглядов.
В поезде он просто извелся: казалось, все на него смотрят, все узнают, а он не может вспомнить каких-то старых знакомых.