Час, когда придет Зуев
Шрифт:
— Да в чем разбираться? — заторопился Волин. Он тер о штанину пальцы, которыми недавно держал злополучную тарелку, и никак не мог избавиться от ощущения прилипшего к ним жира. — Серега, ты все слышал? Ты понял? Ты с ним в полемику не вступай. Он…
— Тихо, — успокоил друга Лобанов. — Все я понял. Дешевые приемчики.
— Снеси ему башку картечью, — неожиданно предложил Алексей. Он чувствовал себя так, словно его только что едва не убедили совершить акт мужеложства. — И ему, и этим, с ножами.
Он испуганно завертел головой,
— Перестаньте, — поморщился Юрий Иванович. — Какие ножи? Скажите еще, что вас запугивали. Я ведь просто поставил вас перед выбором.
— Ничего себе выбор!.. — Волин прикусил язык. Позади топталась кучка обычной кухонной обслуги. Пожилая толстая баба обеими руками прижимала к груди алюминиевый половник. И больше ничего.
— А вы, — адресовался коротышка к Сергею, — можете и стрельнуть. Признайтесь, вам ведь раньше часто хотелось. Но было нельзя. Сейчас — другое дело.
— В тебя, что ли? — скривился Лобанов. — Еще чего! Тебя взять бы за шиворот…
— Не слушай его! — крикнул Алексей. — Он и тебя обведет. Он все умеет наизнанку выворачивать. Только уши развесь. Рассудок, веру… — …надежду, любовь! — передразнил Юрий Иванович. — И объяснял я вам, и показывал. Хорошо, давайте еще раз. — И попросил, ни к кому не обращаясь: — Позовите там кого-нибудь… какую-нибудь…
За его спиной словно только и ждали этой команды. В тумане загорелся сперва малиновый пиджак, потом проступили несколько мешковатых фигур, мелькнул блик на вороненой коже безрукавки. Веру-Магдалину подтолкнули, и она нетвердо выступила вперед.
— Здравствуй, деточка, — сказал толстячок, усаживаясь на свой стул. — Как дела?
Ничего, что побеспокоили?
Мэгги пожала плечами. Волину показалось, что она избегает его взгляда и вообще выглядит странно, все время будто приплясывая. Но он тут же сообразил, что девица просто пьяна в стельку.
— Ну-ка проснись, — строго сказал Юрий Иванович.
— А че такое? Че кричать? — Мэгги покачнулась.
— Да я не кричу, — успокоил толстячок. — Просто хочу задать пару вопросов. Ты не против? Вот и хорошо. Сосредоточься и постарайся ответить. Только серьезно, без баловства… Хочешь, чтобы тебя отправили обратно, в город?
— А че я сделала?
— Хотела бы ты этого или нет?
Мэгги закатила зрачки:
— Ну-у, не знаю. Че я там забыла?
— Мало ли… Ты, я слышал, в церковь любила ходить.
— Скажете тоже, — девица хихикнула.
— Но ведь было дело?
— Ну и че такого?
Юрий Иванович кольнул ее взглядом.
— Мы ведь договорились. Ты же знаешь, я не люблю…
Мэгги скривилась.
— Ну, подруга моя где-то мужичка сняла. Бородатый такой. Оказалось, в церкви работает.
— Гм… Работает… Кем же?
— Не знаю. Попом, наверное. Она говорит: прихожу к нему в гости, он в рясе, а под рясой — без ничего… Здорово.
— Тебе-то там чего было нужно?
— Да Катька говорит, у него друг есть. Я и подумала,
Интересно, как это… в рясе?
— И все?
Мэгги опять уплыла взглядом к потолку.
— Поют там хорошо и вообще…
— А в Бога ты веришь?
— Не знаю. — И опять пьяно ухмыльнулась. — Он, если и есть, все равно ничего не дает. Я молилась.
— Не дает… — Юрий Иванович пожевал губами. — Это дело такое. А о чем молилась?
Чего бы тебе хотелось больше всего?
Мэгги на секунду задумалась и выпалила:
— В Америку!
— Чего?! — будто не понял коротышка.
— В Америку уехать. Чтоб как люди…
— Вот те раз! — Юрий Иванович изобразил удивление. — Что же ты там станешь делать? Ты же ничего не умеешь. Там такие, знаешь ли, по панелям гуляют.
— Ну и что?! — Мэгги боднула головой. — Хоть за баксы, а не как у нас.
— С баксами-то и у нас вроде жить можно.
— Ага, — обозлилась девица. — Если никто не отберет.
Юрий Иванович опечалился.
— О-хо-хо. Как же так? Бедная ты. Неужели сердечко твое ни к кому и ни к чему не привязано? Парень-то хоть любимый у тебя есть?
— Любимый! — осклабилась Вера-Магдалина. — Любимых — море! Встречалась я с одним, с женатым. Кто виноват, что он по дурости еще перед армией чадо смастерил? День его, блин, не увижу — веревка! Хоть на стену лезь. Он, такой, даже слезы лил: почему, грит, я тебя вовремя не встретил? Ага… Я терпела, терпела, потом пошла к его жене… Он через час прилетает — а-ля-ля-ля-а! сучка! какое ты право имела?! А может, я уже беременная была.
Девушка пьяно всхлипнула, и Волин отчетливо увидел, что никакая это не Магдалина, а та самая глупая девчонка с парковой скамейки. Его внезапно опять охватил нелепый страх быть узнанным. И тут же шевельнулась неуместная, просто черт знает откуда взявшаяся мысль: «Ведь пьяный был, как свинья, и условия безобразные, а ничего… справился. Не то что с Лариской». На ум пришли фантазии, при помощи которых Алексей приводил себя в «боевую готовность», прежде чем улечься в постель с женой… Тьфу! Что это? К чему? Тут же всплыли в памяти полузабытый порнофильм о сектантах-извращенцах и собственные эротические мечтания на сон грядущий с бичеванием юных дев… Какого черта? Как раз вовремя!
— Так для чего же ты, милая, живешь? — спросил после раздумья Юрий Иванович.
— А я живу? — Мэгги размазала тушь под правым глазом. — Это — жизнь? Это — люди?! Это я не знаю кто!..
— Вот заладила, — раздосадовался толстячок. — А кто же ты сама в таком случае?
— Как это?
— А вот так. Ни во что ты не веришь, никого не любишь, ни на что, кроме Америки, не надеешься. То ли живешь, то ли нет. Кто же ты сама такая?
— Че вы ко мне привязались? — прохныкала Мэгги.
— Нет, ты отвечай, когда старшие спрашивают. — Глаза Юрия Ивановича вдруг сделались как два отточенных шила и пригвоздили девицу к месту.