Час пробил
Шрифт:
— Уиллер! Еще бы, прекрасно помню. Капитан Уиллер. Я сам отобрал их для выполнения особо важного задания. Отобрал всех троих: Уиллера, Байдена и Гурвица.
— Вы помните их в лицо? — Элеонора придвинулась ближе к полковнику.
— Как будто это было вчера. Уиллер — этакий полуари-стократ с виду, неразговорчивый, с лошадиным лицом и большим красным родимым пятном на щеке. Да! Он заменил Моуди, тот оказался слишком интеллигентен для этого
дела. К тому же Моуди-старший был близок к влиятельным кругам конгрессмен… Байден — увалень, лицо я плохо запомнил, ничем не выразительное лицо:
«Неужели они? Конечно. Полковник описывает их как с натуры. Красное пятно. Толстый все время потеет. Коротышка. Зачем они сменили фамилии? Моуди — не сменил. Но он и не участвовал. А почему не показывали, что знают друг друга с войны? Какова их роль в деле Лоу?»
— …лысый коротышка. Помню, я еще пожалел его: такой молодой, а уже ни единого волоса. Как у меня сейчас вот тут, — он погладил себя от лба к затылку. — Но я-то, слава богу, не мальчик, пожил с шевелюрой.
— Простите, полковник, о какой миссии вы говорили? Какое особо важное задание?
Макбрайд отвернулся: из прекрасного его настроение стало всего лишь хорошим, а у него оно походило на хандру.
— Не помню. Все, что связано с их заданием, забыл. Дал себе команду и забыл.
— А вы не могли бы дать себе команду и вспомнить? — Элеонора поправила его жидкие волосы над воротником рубашки.
— Хитрюга, — настроение Макбрайда снова улучшилось, — как моя жена. Она прекрасно понимала: чего угодно можно добиться, если по-хорошему…
Он выпрямился, несколько раз облизал губы, в глазах зажегся лихорадочный блеск, быстро угас, и на миг Элеоноре показалось, что перед ней умный пожилой человек, без намека на безумие.
— Они — Уиллер, Байден и Гурвиц — должны были составить экипаж для…
— Для чего?
— Я не произношу эти слова. Стараюсь избегать их. Все равно меня считают сумасшедшим. Почему бы не позволить себе такую маленькую причуду? Невинную! Я не пользуюсь этими словами, — с нажимом повторил он.
Потом поднялся, подошел к наружной стене с росписью, отыскал гриб ядерного взрыва и постучал по нему согнутым указательным пальцем:
— Их отобрали для этого.
— Хиросима? — Элеонора приподнялась.
— Не помню.
— Нагасаки?
— Не помню. Ничего не помню с тех пор, как умер сын. Я дал себе слово все забыть. Знаете, почему он умер? Пил из ручья с радиоактивными отходами. Играл на траве и пил из проточного ручья. Жена его шлепала. Мы жили в штате, где проводили испытания.
Он накрыл гриб ладонью и припал к стене.
— Послушайте, миссис, — седоголовая женщина вынырнула как из-под земли. — Полковнику нельзя волноваться. Он тяжело болен, поймите. Не говорите с ним на такие темы.
Макбрайд отпрянул от стены и бросил:
— Подите прочь! Я не так тяжело болен сейчас, как тяжело был ослеплен тогда. Подите прочь!
«Нельзя касаться таких тем, еще Марден предупреждал. Полковник сказал все. Роктаунская тройка и экипаж для этого — одни и те же люди, — Для этого, для этого! Вместо того чтобы сказать: экипаж для ядерной бомбардировки». Молодые люди, такие разные, должны позаботиться, чтобы бомба легла точно на цель. Что такое цель? Город с
Нет. Не нужно заблуждаться. Цель — это цель, маленькая точка на карте, или крестик, или кружок. Обыкновенная военная задача: есть цель, есть средства ее уничтожения, надо постараться свести их в самое подходящее время для того, чтобы смести цель с лица земли. Для этого нужно знать прогноз погоды, скорость ветра, высоту и скорость полета, угол рыскания, угол атаки, еще какие-то параметры. Нужно совместить нечто и нечто: два луча или визирную линию с красной риской, или свести вместе две люминесцирующие точки на экране, после чего нажать кнопку… Бомба пошла на цель. Кнопка нажата. В этот момент город живет, как обычно, и ничего страшного не происходит — бомба еще в воздухе, самолет удаляется, светит солнце. Пилот смотрит на приборы: все в порядке, цель позади, стремительно удаляется. Тот, кто нажал кнопку, может расслабиться: он сделал все, что мог, теперь ничего изменить нельзя. Еще ничего не случилось. Город такой же, каким он был час, день, год назад. Бомба летит, она еще не достигла той высоты, на которой должна взорваться. Бомбовые люки уже закрылись или вот-вот закроются. Еще ничего не случилось: город на месте, он врыт в землю, и деваться ему некуда, — бомба летит к земле, самолет удаляется от города, и кажется, что три творения человека — город, самолет и бомба никак не связаны между собой. Они живут сами по себе. Каждый своей жизнью… «Кто это говорит?» — Элеонора замирает.
Оказывается, Макбрайд говорит уже несколько минут, она и не заметила. Полковник продолжает:
— Еще ничего не случилось. Мы можем растянуть время как угодно, и тогда самолет зависнет над городом, бомба замрет в воздухе, как будто остановили кадр фильма. Как только проектор заработает, бомба стремительно помчится к земле, и тогда…
Макбрайд встает, поднимает маленькую черепашку, которая перевернулась и беспомощно сучит лапками. Высохшая рука опускает ее вверх панцирем на дорожку.
— Вы думаете, легко сделать бомбу? Трудно. Нужно быстро сосредоточить все ядерное вещество и не дать ему рассредоточиться, иначе ничего не выйдет. Смотрите, — он вытягивает из кустов старинный ломберный столик, — мы можем разложить сто кусков металлического плутония размером с кусочек сахара. Если собрать на одном квадрате шестнадцать таких кусочков, никакого эффекта не будет.
Полковник вскакивает, бросается к кустам, возвращается.
— Мне кажется, она подслушивает. Терпеть не могу, когда подслушивают. — Он садится, кладет руки на зеленое сукно столика, успокаивается.
— Если прибавить еще. один слой, а потом еще один, в кбнце концов будет достигнута критическая масса, и может начаться цепная реакция, а может и не начаться. — Он достает платок и шумно сморкается. — Чтобы заставить плутоний взорваться, нужно в малом объеме сосредоточить ядерное вещество. За ничтожное время. В хиросимской бомбе делали так. Брали орудийный ствол, закрытый с двух сторон. В одном конце — ядерная взрывчатка, в другом — снаряд с такой же взрывчаткой. Взрывается динамит, снаряд летит по стволу и ударяет в массу, сосредоточенную в другом конце ствола.