Час пробил
Шрифт:
Последняя фраза могла быть ключевой: если любовница богатого человека в первом же разговоре, да еще телефонном, заявляет, что сама зарабатывает на жизнь, это свидетельствует, во-первых, о скверном характере, а во-вторых, о том, что отношения с богатым любовником складываются далеко не безоблачно, хотя и есть надежда. Иначе отчего пока еще?
Через несколько минут Элеонора остановилась у маленького чистенького домика, из недорогих, но вполне приличных. Настолько приличного, что напрашивался вывод: любовник если не щедр, то и не скуп.
На звонок вышла женщина лет тридцати пяти. Высокая, с развевающимися огненно-рыжими волосами.
В облике мисс Розенталь поражала бьющая через край энергия.
— Если не возражаете, побеседуем в саду?
— Конечно, — согласилась миссис Уайтлоу, хотя и пожа-128
лела, что не сможет увидеть жилище Норы Розенталь: дом человека — сам человек, это и паспорт, и биография, и портрет, который не напишет самый наблюдательным художник.
Нора принадлежала к породе людей, любящих брать быка за рога:
— Как вы знаете, я многолетняя подруга Дэвида Лоу. Мы стали близки восемь лет назад, одиннадцатого мая.
«Наверное, ранимая натура. Чаще всего именно легко ранимые, впечатлительные люди хранят в памяти такие даты», — подумала Элеонора.
— Все восемь лет наши отношения можно было назвать относительно ровными. Разумеется, в этом только его заслуга — достаточно посмотреть на меня.
«Довольно самокритично», — с удовольствием отмстила Элеонора.
— Он нелегкий человек. Любила ли я его? Да. Он достоин этого. Он — личность, что бы ни говорили о нем те, кто его нс любит или не понимает. Я выгляжу старше своих лет. Мне тридцать два. Тридцать два минус восемь — двадцать четыре. Я никогда не была замужем. Теперь, наверное, уже не буду. Как вы понимаете, сделать это в тридцать два ровно| на восемь лет труднее, чем в двадцать четыре. Я решила уити от него еще до того, как все это случилось. Быть подругой в течение восьми лет — большое мужество. Поверьте, я — сильный человек, но и у сильных есть предел. Я никогда не жалела о прожитых с ним годах, хотя, признаться, когда я так говорю, то сама не уверена, вру пли нет. Скорее, вру. Стараюсь говорить так для того, чтобы предвосхитить возможные вопросы. Насколько я в курсе, у него не было врагов. Заранее хочу сказать — он человек скрытный. Знаю, что не имела ни малейшего представления о многом, чем он занимался. Он часто уезжал, пропадал — я никогда не спрашивала куда. Хотелось ли спросить? Да. Хотелось. Но я молчала — таковы были правила пашей иг ры. Он знал, что я бываю неверна ему. Он тоже молчал и пи о чем не спрашивал — таковы были правила игры. Я и изменяла-то лишь для того, чтобы он спросил. А он не спрашивал, только улыбался. У него чудесная улыбка, детская, беззащитная. Он говорил: «Нора, обижать мужчин грешно. Мужчины всего лишь большие дети, а детей обижать — непростительный грех, смертный». Здорово распинался? А сам детей — ни в коем случае. «Я слишком люблю своих несуществующих детей, чтобы ввергнуть их в пучину человеческого бытия», — говорил он. — В глазах Норы что-то сверкнуло. — Сначала я хотела семью, потом — только ребенка от него, потом уже ничего* не хотела.
«Горькие, недобрые слова», — подумала Элеонора.
— Я сожалею о том, что с ним случилось. Но ему не в чем будет меня упрекнуть, я сказала «ухожу» еще месяц назад. Л потом, что значит «ухожу»? Быть вместо мы можем по-прежнему. Просто я хотела, чтобы он не рассчитывал на меня в долговременной перспективе. Вы можете подумать, что я злая и вздорная бабач Если честно, то мне не так
— Правда, — подтвердила миссис Уайтлоу и еще раз восхитилась темпераментом мисс Розенталь.
— Если меня не остановить, могу говорить без конца, — спохватилась та. — Мой отец считает: бог дал мне многое, ио не дал тормозов. Черт его знает, может, он и прав? Что вас еще интересует?
— Не вспомните, где вы были вечером девятого?
Если бы миссис Уайтлоу кто-нибудь спросил, что она j делала несколько вечеров назад, она испытала бы некоторые затруднения; пришлось бы кое-что вспомнить, восстановить цепь ничего не значащих событий, одним словом — предпринять некоторые усилия. Спроси любого из нас, что он делал три-четыре вечера назад, и далеко не все смогут ответить быстро и точно: такое удается немногим.
Нора Розенталь ответила, не раздумывая ни секунды.
— Вечером девятого, — выпалила она, — я была у подруги Флоранс Картье. Засиделись допоздна. Домой попала в начале четвертого. Отвозил меня судья Кларк.
Элеоноре стоило немалого труда, чтобы не улыбнуться. Если уж сам судья берется засвидетельствовать алиби мисс Розенталь, то Элеоноре остается только развести руками от восхищения.
— Вы часто ходите в гости? — безразлично поинтересо-. валась она. — 7
Нора Розенталь немного подумала, стараясь понять, есть ли в вопросе подвох, и, решив, что нет, посетовала:
— Очень редко. Проклятые дела! Беготня с утра до ночи, и все впустую. >
I
Элеонора могла бы спросить: пе правда ли, странно, если в гости ходят редко, а в вечер преступления оказываются именно в гостях? Но поскольку в жизни вообще немало странного, миссис Уайтлоу от вопроса воздержалась.
Она помнила, что отец Норы был компаньоном Дэвида Лоу, а также то, что Лоу погубил компаньона, погубил в финансовом смысле, и поэтому, а еще из-за того, что Лоу испортил жизнь его дочери, Сол Розенталь не мог испытывать горячей любви к нему. Элеонора с самой располагающей улыбкой, на которую была способна в жаркий, душный день во второй его половине, спросила:
— Что произошло у вашего отца с мистером Лоу?
В этот момент Элеонора никак не могла бы согласиться с тем, что у Норы Розенталь нет тормозов. Она внимательно посмотрела на детектива, оценив ее информированность, и просто, без малейшей аффектации, ответила:
— Ничего не произошло, кроме того, что может произойти между людьми, вкладывающими деньги в кое-какие дела. С той лишь разницей, что один может себе позволить роскошь гореть, а другой нет.
— Хотите сказать, что ваш отец прогорел?
— Если человек имеет всего тысяч пятьдесят, а теряет больше ста, то, по-моему, иначе это не назовешь. — И сразу же без перехода Нора спросила: — Какое чудесное кольцо! Старинное?
— Старинное, подарок мужа, кольцо его матери.
— Вы замужем?
Элеонора понимала, ответь она сейчас: замужем, — и Нора испытает разочарование. Миссис Уайтлоу не хотелось огорчать женщину, которой и так живется несладко, поэтому она сказала правду:
— Сейчас уже нет.
— Простите. — В сочувствии Норы Розенталь было и искреннее сожаление, и плохо скрытое злорадство, а больше всего желания убедить себя в том, что, если бы и она была замужем, все равно рано или поздно это окончилось бы плохо. Она поднялась, как бы давая понять, что ее время истекло. Элеонора тоже поднялась и вскользь, будто советуя не придавать значения ее просьбе, сказала: