Час пробил
Шрифт:
— Моя коллекция узлов, — удовлетворенно заметил хозяин, — вот это — беседочный, это — восьмерка, это — кошачьи лапки, это рыбацкий штык…
— А вы специалист по завязыванию узлов? — улыбнулась Элеонора.
— Совершенно верно. Если есть специалисты по распутыванию… — он выразительно посмотрел на миссис Уайтлоу, — то должны быть и специалисты по завязыванию.
Элеонора пошла к машине. Она знала, что отец Норы* Розенталь так же, как и дочь, внимательно смотрит ей вслед. Конечно, мотивы у них были, скорее всего, разные, но все равно такая общность привычек напоминала чуть лш не милую семейную слабость. Элеоноре показалось, что все в городе говорят ей колкости, норовят задеть. Отыграться захотелось именно на маленьком Розентале, она повернулась
— Если вы специалист по завязыванию узлов, то как же случилось, что вы собственными руками затянули петлю у себя на шее, когда погорели в деле с Дэвидом Лоу?
— Злая девочка, — весело пробасил Розенталь вслед. — Это хорошо. Хорошо хотя бы потому, что чаще всего злые девочки устраиваются в жизни гораздо лучше добрых. Желаю успеха!
Последних слов Элеонора могла уже не слышать, так как заработал мотор ее «хонды».
Вечером дома Элеонора постирала бельишко Нэнси и мелочь для себя. Она гладила на кухне, когда затрещал телефон. Джерри — неизменно добрый и внимательный — осведомился, как у них идут дела и не нужно ли чего. В конце, уже собираясь прощаться, спросил: нельзя ли заехать взять замшу для очков, которую он забыл в прошлый раз.
— Послушай, — с досадой сказала Элеонора, — чертовски обидно, что я имею дело с мужчиной, к тому же бывшим мужем, который, для того чтобы приехать по вполне понятным причинам, начинает нести околесицу' про кусок какой-то замши. Купи себе новую — я оплачу. В принципе можешь приезжать когда захочешь. Только предварительно позвони: я не всегда свободна. А так милости прошу, но не сегодня. Сегодня я устала, у меня скверное настроение.
Элеонора прекрасно понимала, что, сказав: «Я не всегда свободна», — она заставила Джерри пережить несколько неприятных мгновений. Что делать? Не всегда удается сдержать себя. И сам Джерри сделал немало, чтобы Элеонора пережила достаточно неприятного, и это были не мгновения, а недели, месяцы и даже годы.
Элеонора включила телевизор. На экране появилась златокудрая девица с густо намазанным помадой ртом. Рот беззвучно открывался, губы шевелились. Элеонора медленно повернула регулятор громкости. Девица сначала зашептала, потом заговорила громче и, наконец, перешла чуть ли не на истерический крик: «Мистер Дон Мюдок решил разбогатеть. Причем не совсем обычным способом. Он создал небольшую фирму, которая по заказу может отомстить обидчику клиента. За тридцать пять долларов сотрудник фирмы берется бросить в лицо человека, указанного клиентом, несколько кусков торта. За месть «пострашнее» взимается большая плата. У фирмы мистера Мюдока уже тысячи заказов. Производители тортов опасаются, что их продукции не хватит на всех обидчиков…»
Элеонора щелкнула клавишей, и девица пропала с экрана.
— Мама! — Нэнси потянула Элеонору за рукав. — Ну, мама, мама, я хочу торт. Большой, сладкий, с кучей крема, чтобы залепить им одному мальчишке!
— Как его зовут?
— Ты не знаешь. Он сказал, что я — гадюка, и еще он сказал, что к тебе приезжают чужие дядьки.
Элеонора прижала дочку, поцеловала в мягкие золотистые волосы.
— Иди спать. Не обращай внимания. Чепуха!
— А что не чепуха? — Выражение лица Нэнси было серьезным и не допускало шуток.
— Не чепуха? Не чепуха, когда одни дяди решают, что они могут лишать жизни других.
— Не понимаю, — пробурчала Нэнси.
— Иди, иди. — Элеонора чуть шлепнула дочку по попке. — Поймешь, когда вырастешь.
— «Когда вырастешь, когда вырастешь…» А когда я
вырасту, меня возьмут и лишат жизни какие-нибудь дядьки, — Девочка обиженно надула губы и, нарочито косолапя пошла в детскую.
За прошедшие дни Элеонора узнала, на первый взгляд, немного. Но так могло показаться лишь со стороны. Нельзя сказать, что она теряла время впустую, вовсе нет. Каждая услышанная ею фраза содержит в себе гораздо больше сведений, чем мы себе представляем. Тут важно все: кто говорит, как говорит, где происходит беседа, паузы, интонации, жесты, размышления над очередным
Каждый, кто видел миссис Уайтлоу, непременно отдал дань восхищения ее облику, манере держаться просто и достойно. Однако только ли внешние данные Элеоноры заслуживали внимания? Нет и тысячу раз нет.
У миссис Уайтлоу — хорошая голова. Все-таки жаль, что сейчас рядом нет Джерри — он бы подтвердил: не было случая, чтобы жена не находила выхода из самого, казалось бы, глухого тупика. В особенно запутанных ситуациях, которых в жизни пруд пруди, он ставил ей указательный палец на темя и умолял: «Пожалуйста! Очень прошу! Включи поскорее свой компьютер!» И Элеонора включала. Попроси он спасти их разрушающийся брак, и тогда она что-нибудь придумала бы, наверняка. Увы! Не попросил. А использовать свой компьютер для решения судьбы двоих при условии, что один из них об этом не просит, Элеонора не хотела, и, наверное, была права.
Сейчас она полулежала в кресле, устало раскинув руки и прикрыв глаза. Утром в Роктаун не поедет — хотелось отоспаться.
Нэнси вскрикнула во сне. Раздался вой сирены с улицы. В комнату пробивался красноватый свет рекламы. Он падал на лицо Элеоноры, окрашивая его — она знала — в зловещие тона, и Джерри мог бы, в который раз, — пошутить, что она уже покончила счеты с жизнью. Ей и на самом деле было покойно.
Иногда пронзительно, как сверчок, попискивала электропроводка. Через равные промежутки времени из кухни слышалось мерное урчание холодильника, который отключался автоматом. Редкие звуки только подчеркивали тишину, разлитую по небольшой квартире. Правда, работал еще один прибор, но его не было слышно. Он был включен на полную мощность. Если бы для его работы нужно было электричество, цифры счетчика электроэнергии прыгали бы как беше—
ные. Но прибор был бесшумным, не требующим ни электроэнергии, ни ремонта, ни ухода — до поры до времени. Работал компьютер миссис Уайтлоу, спрятанный под копной пушистых волос. Если бы к нему можно было присоединить буквопечатающее устройство вроде телетайпа, то на ленте мы прочли бы следующее:
«Странная картина. Создается впечатление, что все из окружения Лоу, с кем я говорила, заинтересованы в его смерти».
Марио Лиджо. Профессиональный преступник? Это еще ни о чем не говорит. Важнее другое: он совершенно определенно заинтересован в убийстве Лоу. Почему? Очень просто. Он любовник его матери — Розалин Лоу. Имеет на нее неограниченное влияние. Как рассказал Харт, по завещанию Лоу-старшего Розалин не вправе распоряжаться большими суммами без ведома сына. Все зависит от него. Если сын как препятствие на пути к наследству устраняется, то полный финансовый контроль переходит в руки Розалин Лоу, и тут-то Марио Лиджо надеется продиктовать свою волю. Следует узнать, чем все же дышит этот красивый мальчик. Он — первый на завтрашних свиданиях.
Розалин Лоу. Сын для нее — живое воплощение злой воли Лоу-старшего. Тот лишил ее права единолично распоряжаться огромным состоянием. Зачем же, спрашивается, она в свои восемнадцать спала с ним, в его под шестьдесят? Розалин — раба Марио Лиджо настолько, насколько может быть ею одержимая страстью к молодому порочному существу стареющая женщина. Она полагает, что деньги помогут ей удержать Марио Лиджо. Сомнительно! Розалин не так глупа, чтобы не понимать истинные намерения этого субъекта. Уж она-то знает ему цену. Главное для нее — контроль над наследством. Она надеется, что, став полноправной обладательницей состояния, сможет держать Лиджо на коротком поводке, подбрасывая ему время от времени подачки. Стимулирующие суммы, назовем их так. Розалин Лоу выгодно было толкнуть Марио Лиджо на преступление. Во-первых, он открыл бы ей путь к деньгам, во-вторых, оказался полностью в ее руках. Кое-кто — во всяком случае Харт, а этого достаточно — знает о его преступном прошлом. Раз так, соверши Лиджо преступление, и его песенка спета. Только Розалин и ее деньги смогут спасти его. Она становится его неограниченной властительницей.