Чаща
Шрифт:
Звучит глупо, да, но простенький, знакомый мотив утешал и словно бы успокаивал. Я перестала думать о словах: они сами заполняли мой рот и выплескивались, как вода из чашки. Я уже не вспоминала безумный хохот Ежи и гнусное зеленое облако, задушившее свет внутри его. Осталось только легкое движение песни да воспоминание о счастливых смеющихся лицах вокруг стола. И вот наконец хлынула магия, но не так, как на уроках, когда Драконовы заклинания резко выдергивали ее из меня. Вместо того звук песни превратился в поток, несущий в себе магию, а я словно бы стояла у кромки воды с бездонным кувшином и вливала в стремительную реку тонкую серебряную струйку.
Под моими руками пряное благоухание розмарина и лимона набирало силу, разгоняя
У меня уже не хватало дыхания. Кроме того, я каким-то образом почувствовала, что пора заканчивать — работа моя исполнена. Я завершила мелодию простеньким перепадом нот: вверх-вниз; под конец я уже не столько пела, сколько мурлыкала себе под нос. Сияющее зарево там, где он держал руку у локтя, разгоралось сильнее и ярче — и вдруг тонкие росчерки света выстрелили из-под его пальцев и растеклись по венам точно ветки. Гниль исчезала; плоть выглядела вполне здоровой, по коже вновь разлилась обычная нездоровая бессолнечная бледность, всегда ему присущая.
Я глядела, затаив дыхание и едва смея надеяться, и тут Дракон заворочался. Глубоко вдохнул, заморгал, глядя в потолок — взгляд его снова стал осмысленным, — и пальцы, намертво стискивающие локоть, разжались один за другим. Я едва не разрыдалась от облегчения: недоверчиво и обнадеженно я глядела в его лицо, губы мои сами собою складывались в улыбку — а Дракон взирал на меня потрясенно и негодующе.
Он приподнялся на подушках. Содрал с руки примочку из розмарина с лимоном, сжал ее в кулаке, недоверчиво на нее уставился, затем перегнулся и схватил с покрывала в изножье кровати маленький дневник. Я положила его там, чтобы подглядывать, пока работаю. Дракон воззрился на заклинание, перевернул книжицу, чтобы рассмотреть корешок — словно глазам своим не верил! — и обрушился на меня:
— Ты, невозможная, несчастная, несуразная упрямица, что, ради всего святого, ты натворила на сей раз?!
Я негодующе откачнулась на пятках назад: и это после того, как я только что спасла не только его жизнь, но все, что только в нем есть, и все королевство от того чудовища, что сотворила бы из него Чаща!
— А что от меня требовалось? — осведомилась я. — И откуда мне было знать, что делать? Кроме того, оно же сработало, разве нет?
Почему-то мои слова лишь разозлили его так, что он аж дар речи утратил. Он вскочил с моей постели, швырнул книжицу через всю комнату — заметки разлетелись во все стороны! — и выбежал в прихожую, не произнеся ни слова.
— Мог бы хоть спасибо сказать! — крикнула я ему вслед, сама разозлившись не на шутку. И лишь после того, как шаги Дракона затихли в отдалении, я вспомнила, что ранен он был, спасая мою жизнь, и что наверняка свершил невозможное, чтобы вообще успеть ко мне на помощь.
Эта мысль, понятное дело, моего настроения не улучшила. Равно как и утомительная работа по уборке моей жалкой комнатушки и перестилание постели: пятна не отстирывались, все пахло отвратно, хотя и без привкуса искажения. Наконец я решила, что в кои-то веки воспользуюсь магией. Я начала было один из тех заговоров, которому научил меня Дракон, но тут же передумала и пошла подобрала дневник в углу. Я была не сказать словами как благодарна этой маленькой книжице и ее автору, магу или ведьме из далекого прошлого, — даже если от Дракона благодарности не дождешься! Уже на первых страницах я, к вящей моей радости, нашла заговор для освежения комнаты: «„Тишта“ — петь то выше, то ниже, трудами направить». Я до середины пропела его про себя, пока переворачивала влажный запачканный чехол. Воздух вокруг меня сделался холодным и хрустким, но не неприятно кусачим; к тому времени, как я закончила, постельное белье стало ослепительно-чистым,
Просыпалась я медленно, мирно, благостно, сквозь окно на меня изливался солнечный свет — и лишь постепенно я осознала, что в комнате не одна.
Дракон сидел у окна на рабочем стульчике, пепеля меня взглядом. Я приподнялась на постели, протерла глаза и в свой черед гневно воззрилась на него. Он протянул мне книжицу.
— Почему ты выбрала именно ее? — осведомился он.
— Там же полно заметок! — объяснила я. — Я подумала, это наверняка что-то важное.
— Ничего там важного нет, — заявил Дракон. Я, правда, ему не поверила: иначе с чего бы он так разозлился из-за этой книжицы? — Она бесполезна — она оставалась бесполезной на протяжении всех пяти сотен лет с тех пор, как эти записи были сделаны, и за целый век пристального изучения из нее не удалось извлечь никакой пользы.
— Что ж, сегодня она оказалась очень даже полезной, — возразила я, скрещивая на груди руки.
— Откуда ты узнала, сколько именно взять розмарина? — спросил Дракон. — И сколько лимона?
— Так ты же перепробовал самые разные дозы, судя по этим таблицам, — объяснила я. — Я и подумала, что количество не так уж и важно.
— В таблицы занесены неудачи, ты, нескладная дуреха! — заорал Дракон. — Никакая из этих доз не сработала — ни по отдельности, ни в качестве примесей, ни в сочетании с какими-либо заклинаниями — так что ты такое сделала?
Я глядела на него во все глаза:
— Ну, взяла ровно столько, чтобы запах был приятным, обдала кипятком, чтобы еще усилить аромат. И использовала заговор с той же страницы.
— Но там нет никаких заклинаний! — запротестовал Дракон. — Два тривиальных слога, и только, в них нет никакой силы…
— Когда я пропела их достаточно долго, магия хлынула потоком, — объяснила я. — Я пела на мотив «Многая лета», — добавила я. Дракон побагровел и вознегодовал еще больше.
В течение часа он придирчиво допрашивал меня, как именно я налагала чары, и раздражался все сильнее: я едва могла ответить на его вопросы. Дракон хотел знать, какие в точности слоги я использовала и сколько раз они повторялись, хотел знать, на каком расстоянии я находилась от его руки, и сколько было розмариновых веточек, и сколько лимонных шкурок. Я пыталась отвечать как можно точнее, но чувствовала — все это неправильно, не так; и наконец, пока он яростно записывал что-то на своих листочках, я не сдержалась:
— Но ведь все это вообще не важно! — Дракон приподнял голову и сердито воззрился на меня, а я продолжала, невразумительно, но убежденно: — Это просто… вроде как идти куда-то. Идти можно не одной дорогой. — Я указала на его записи. — Ты пытаешься отыскать дорогу там, где ее нет. Это все равно как… все равно как собирать что-нибудь в лесу, — внезапно поняла я. — Ты продираешься сквозь заросли и меж деревьев, и каждый раз делаешь это по-разному, — торжествующе закончила я, искренне радуясь тому, что подыскала объяснение настолько понятное и простое. А Дракон лишь отшвырнул перо и недовольно откинулся в кресле.
— Но это же чушь, — почти жалобно отозвался он и расстроенно уставился на собственную руку, как будто предпочел бы скорее вернуть порчу, нежели признать, что, возможно, неправ.
Он свирепо воззрился на меня, когда я так ему напрямик все и высказала — к тому времени я и сама разозлилась изрядно: мне хотелось пить, я прямо-таки умирала от голода, и на мне по-прежнему было Кристинино драное домотканое платье, которое спадало с плеч и совсем не грело. Решив, что с меня довольно, я встала и, не обращая внимания на выражение его лица, объявила: