Чаша бытия

Никитин Геннадий Матвеевич

Вошел с чайником в руках М у х и н.

М у х и н. Душ-то открыт! Вода горячая, идите, ребятки.

З о б о в. На речку сходим.

М у х и н. Чай готов — извольте бриться!

На шутку никто не обратил внимания.

(Помолчав.) Может, и мне с вами на речку? Я еще не купался.

М а к с ю т а.

А мы сначала — в лес.

М у х и н. В лес? В лес-то еще лучше!

На это Мухину тоже ничего не ответили и молча все принялись завтракать.

(Не выдержал, встал из-за стола, аккуратно собрав крошки хлеба и по привычке отправив их себе в рот.) Эх вы, ребятки. Что ж, думаете, я не понимаю? Да я с вами никуда и не собираюсь! Это я так, для поднятия настроения. А направляюсь я как раз по другому адресу — на базу. Никита, тебе как бригадиру говорю: ухожу по собственному желанию. Вот тебе и заявление.

З о б о в (выходит на авансцену, в зал). Перед моими глазами на столе лежала половина тетрадной страницы. Акимыч экономил и на бумаге — это у него, как он объяснял, еще с довойны. На странице, цепляясь за линейки, спотыкались каракули «заявления». Эти семь-восемь слов на тетрадном листке я читал, наверное, с минуту. (Мухину.) Забери свое заявление. Не торопись, не пори горячку.

М а к с ю т а. Сергеич, ты что?

З о б о в. Я давно сказать хотел, Митрофан Акимыч: все у нас по-прежнему, работай, будет все как было.

М у х и н. Да вы думаете, я обиделся? На что обижаться? Молодой тянется к молодому! Вы парня этого берите, не сомневайтесь. Я о нем кое-что разузнал — малый подходящий, компании не испортит.

А н т и п о в. Ух ты какой, Мухин, волевой.

З о б о в. Это у тебя под влиянием минуты. Не показывай характера ни к месту.

М у х и н. Ничего не минуты! А ждать больше нечего.

З о б о в. Ну, как знаешь.

М а к с ю т а. Все путем, начальник. Может, он себе получше местечко отогрел, ничего не известно!

М у х и н. А ты не спеши, не подталкивай в спину — сам ухожу.

А н т и п о в. Чушь! Чушь все это, Мухин. Поедем лучше с нами в лес.

М у х и н. Да нет уж, куда уж. Глядите, ребятки, без меня не насобирайте поганок! Лечить будет некому, потому как отбываю, сейчас и поеду. Чемодан уже наладил, все готово (голос его дрогнул), счастливо оставаться.

З о б о в. Подожди. Ну, было, хотели этого парня взять. Ребята тоже понимают. Так что прошу остаться.

М у х и н. Нет-нет, ты, Никита, не беспокойся, все по-хорошему. По правде сказать, мне в виноватых ходить тоже не светит.

А н т и п о в. Да кто тебя в чем обвиняет?

М у х и н. Ну-ну, понимаю, понимаю!

И законы природы тоже понимаю. У меня есть друг-приятель в Перми, постовой он, одного со мной года. А начальство у него — молодое. Как он с дежурства пьяного не доставит, ему замечание: плохо работаешь, не следишь за порядком на вверенном участке. А другой, сменщик, одного пьяного в неделю доставит — и все у него ладно! Друг-приятель так расстраивался, что меня подбивал: я, говорит, тебе поставлю двести, а потом задержу для экспертизы, для процента!

М а к с ю т а. Ну-у, завез. Чего-чего, а пьяного всегда найти можно!

М у х и н. Во-во, и ты то же самое, как тот начальник, Фома неверующий. А раз на раз не приходится — жизнь!

М а к с ю т а. Развеселился старик ни к селу ни к городу.

М у х и н. Так что, ребятишки, зла я на вас не держу, а мешать нечего. Живите, не сомневайтесь — все правильно. Будет у вас молодая бригада, все будет. А я, конечно, привык к вам, эгоист.

А н т и п о в. Мы к тебе всей душой, сам знаешь.

М у х и н. Ну и хорошо, ну и спасибо. Да и я тоже! Мне бы, ребятки, ваши фотокарточки — все ж таки шесть годков!

З о б о в. На тебе, Акимыч, на память пока вот это. (Кладет на чемодан Мухина электробритву в футляре.)

М у х и н. Не надо, не надо! А какая, «Харьков»?

З о б о в. «Эра». Возьми. От всей бригады.

М у х и н. Ну, если на память… Спасибо, Никитка. Надпиши чего-нибудь. А тут у меня из вашего архива кой-чего собралось. (Достал из тумбочки тщательно завернутые бумаги.) Вот, Максюта, твой перелом — рентген.

М а к с ю т а. Да нога давно срослась, на кой он мне.

З о б о в. Возьми-возьми.

М у х и н. А это, Сергеич, твоя справка. Спрячь, может, сгодится для стажа. А вот еще письма от матери, Николай. Держи и храни. Хоть иногда отвечай, ты у матери один, уважай старость. Надписал, Сергеич? Хорошо, мы ее в чемодан! Не жалко? Ну-ну, молчу, молчу, спасибо, ребятки. Что еще?.. Вроде как все. Так. Теперь пойти расплатиться с гостиницей. Спасибо, пожил! Всем доволен. Ну а Ванюшке Сорокину я вчера написал, все разъяснил, так что он будет не против. Я сейчас. (Уходит.)

М а к с ю т а. Ура. Ох и поживем. Как боги.

Затемнение.

З о б о в (один, на авансцене). Расстались мы с Мухиным лучше некуда. Как говорится, в сердечной обстановке. Лешка вызывался помочь тащить чемодан, но Акимыч ушел на автобус один. Мы тут же нашли Альфреда, все вместе смотались за город, а к вечеру вернулись в гостиницу, к себе в номер, хотя наш новый член бригады очень уговаривал «раскрутиться» в ресторане. Теперь мы были одни, без Мухина. Мечта осуществилась.