Чаша и Крест
Шрифт:
— Ваше великолепие! — Шависс прижал руки к груди, задохнувшись. — Заберите мою жизнь — она ваша!
— Ладно, иди…
Морган смерил взглядом опустившуюся портьеру и снова прошелся по кабинету. Его тонкие губы опять изогнулись — все-таки странная у него была улыбка, с одной стороны избалованно-слащавая, с другой жесткая. Он даже начал что-то мурлыкать себе под нос, что было признаком явно улучшившегося настроения.
— Ну что ты скажешь, Лоций? За один раз я решил две проблемы. Надеюсь,
Лоциус по-прежнему томно усмехался, но его светлые глаза оставались холодными и прозрачными, без тени улыбки.
— Не обольщайтесь, монсеньор, — сказал он, прикрывая ладонью зевок, — этот гвардеец вас подло обманывает. Его устремления прекрасно видны. Он сам хочет взять эту… - он запнулся с легким отвращением, — это рыжее отродье, а вам оставить только свои объедки.
— Ты в этом уверен?
— Я прекрасно вижу чужие намерения, ваша светлость.
Скулы Моргана неожиданно покрылись легкой краской — видимо, он сначала примерил эти слова на себя. Потом до него дошел смысл сказанного:
— Прежде от него самого мало что останется, — Морган уже протянул руку к шнуру, висевшему за портьерой. — Почему ты не сказал мне раньше?
— Зачем, монсеньор? Ему и так осталось жить очень немного. Это тоже хорошо заметно.
— Откуда ты знаешь?
— О мессир! — Лоциус прижал сжатые кулаки к груди и поклонился. — Над головой каждого человека отчетливо виден след его души. У него он особенно густой и яркий. Его душа собирается покинуть тело, ей там уже скучно.
— Ты, конечно, великий знаток, — несколько сварливо сказал Морган. — Почему же мне ты никогда не говоришь, сколько мне осталось?
— Потому что вы будете жить вечно, мессир. Я же вам это обещал.
Морган опять прошелся по кабинету. Он отвернулся к окну, чтобы скрыть внезапное облегчение, разлившееся по его лицу. Поэтому он не видел, с каким оценивающим выражением Лоциус глядел ему в спину — как раз, когда контуры его тела ясно просматривались на фоне дневного света.
"Н-да, — подумал Лоциус без особой радости. — Пусть не так быстро, как этот придурковатый лейтенант, но все-таки тоже… Опять искать другого покровителя. Как же я устал от всего этого!",
На следующий день сумерки сгустились очень быстро, наверно потому, что тучи висели совсем низко, особенно над круаханскими предместьями. Когда Ланграль, Люк и Берси подъехали к мельнице, которую им указал Дэри, силуэт четырех деревянных крыльев едва выделялся на фоне неба.
— Вы уверены, Бенджамен, что это не ловушка? — спросил Люк, придерживая коня. Его лошадь переступала ногами и беспокойно дергала ушами, словно разделяя опасения
Ланграль пожал плечами, вылезая из седла. Его лицо было таким же холодным и отстраненным, как прежде, только между бровями пролегла особенно глубокая складка.
— И что вы мне предлагаете, Люк? Никуда не идти?
— Я не знаю… — растерянно пробормотал маленький поэт, настороженно оглядываясь. — Будьте осторожны, прошу вас. Мне все это очень не нравится, с того самого времени, как вы отдали свое фамильное кольцо этому толстому трактирщику.
— Я же должен был оставить ей какой-то знак, что приду. И что это действительно я.
— Хорошо бы это еще была действительно она.
— Там горит свет, — произнес Берси, вытягивая руку в сторону амбара. Действительно, сквозь щели в стенах пробивалось дрожащее желтоватое сияние, словно горела свеча, поставленная на пол.
Ланграль бросил поводья и пошел к дверям, не оглядываясь. Люк и Берси переглянулись, покачав головой, но все-таки двинулись следом.
Внутри действительно горел свет, только не свеча, а два факела, вставленные в кольца на стене. На груде соломы, там же где раньше сидела Женевьева, развалился Шависс, расставив ноги в ботфортах и водя по полу кончиком обнаженной шпаги.
— Ну вот мы и встретились, граф, — сказал он буднично. — Вы ведь мечтали меня найти? Считайте, что это мой прощальный подарок — ваша мечта осуществилась.
Ланграль невольно прижал руку к камзолу, нащупывая спрятанное на груди письмо Женевьевы.
— Поддельное? — то ли спросил, то ли утвердительно произнес он не особенно впопад, но Шависс его прекрасно понял.
— А вы настолько хорошо знаете почерк незабвенной графини де Ламорак, что не сомневались в авторстве?
Ланграль прикрыл глаза на мгновение, а когда он снова поднял веки, Люк и Берси, вставшие с двух сторон, невольно отшатнулись — из них словно ударило темное пламя.
— В любом случае я признателен вам, господин Шависс. Я действительно больше всего на свете стремился вас увидеть, и не надеялся, что вы осмелеете настолько, что снизойдете до меня.
— Мы все мечтали, — вмешался Люк своим нежным голосом. — Я даже видел вас во сне и готов был уже написать про вас стихи.
— Неужели вы все испытываете ко мне такие сильные чувства? — Шависс нарочито удивленно приподнял брови. — Должен вас расстроить, господа, сильнее всех я отвечаю взаимностью только одному из вас. И именно ему я хотел бы предложить поединок один на один.
— Проклятье, — пробурчал Берси, — опять Лангралю везет.
— С вами что-то случилось? — Ланграль окончательно овладел собой. — Обычно вы предпочитаете участвовать в сражениях не меньше, чем вдесятером.