Часовой ключ
Шрифт:
— В моем доме не принято подслушивать, — произнес он, холодно оглядывая дочь с ног до головы.
Лицо с тонкими чертами приняло брезгливо-кислое выражение.
— Я так и думал, — морщась, жестко подытожил он. — Ты разве не знаешь, что подслушивать плохо?
— Я не подслушивала, — буркнула Василиса. — Я просто читала сказки.
Она еще держала книгу, вертя ее в руках и не зная, что с ней делать.
Некоторое время отец молча разглядывал ее, а потом вдруг вытащил из кармана пиджака листок и протянул дочери.
На
— Я нашел это в твоей комнате на столе, — произнес отец. — Прочитай.
Василиса, недоумевая, развернула записку. Поведение отца порядком озадачило ее: не так она представляла себе их встречу. Неужели он ее даже не обнимет?
«Василиса, будь вечером в библиотеке, мне нужно поговорить с тобой. Эрик».
— Что это значит?
Василиса передернула плечами.
Откуда она знает? Возможно, очередной обидный розыгрыш. Раньше никто из братьев не писал ей записок.
Норт заинтересованно поглядывал то на отца, то на Василису, зато Эрик стоял бледный и испуганный. Он неловко переминался с ноги на ногу.
— Ты часто бываешь здесь, в библиотеке? — продолжал спрашивать отец, делая вид, что не замечает, что творится с младшим сыном.
Василиса раздумывала, как лучше ответить: в глазах отца блестели недобрые огоньки, и она не хотела разозлить его еще больше.
— Она бывает здесь каждый день, — ответил за нее Норт, криво ухмыляясь. — Когда не в школе или на своих дурацких гимнастических занятиях.
— А что мне еще делать? — начиная злиться, отпарировала Василиса. — Нельзя же выходить на улицу…
— Хорошо, — оборвал ее отец. — Эрик, Норт! Может, вы что-то знаете?
Норт отрицательно покачал головой. Эрик опустил голову.
Нортон-старший вновь повернулся к Василисе.
Долгую минуту он вглядывался в ее лицо, словно желая получить ответ на невысказанный вопрос. После, очевидно, приняв некое решение, цепко схватил дочь за плечо и повлек за собой к выходу. Норт-младший проводил их торжествующим взглядом.
Они сошли вниз по широкой лестнице, спускающейся в холл, и встретили на пути госпожу Азалию. Та, не обратив на бедственное положение Василисы ровно никакого внимания, низко поклонилась Нортону-старшему.
Отец с дочерью вышли из дома и пошли по узкой извилистой дорожке, густо посыпанной черно-белым гравием, все более углубляясь в сад. Остановился Нортон-старший только возле неприметного сарайчика. Эта часть сада казалась самой заброшенной — трава росла по пояс, скрывая маленькую постройку почти наполовину высоты двери.
— Пришли, — произнес Нортон-старший, отпуская плечо дочери. — Тебе придется провести некоторое время здесь. Скажем, до вечера.
— Но в чем я провинилась? — краснея от несправедливости, выкрикнула Василиса. — Я не хочу туда, ясно?!
— В моем доме заведены определенные порядки, — сказал на это отец, прищурившись. В глазах его
— Но почему я должна сидеть здесь? — Василиса оглянулась на дощатое строение за своим плечом. — Может, лучше бы мне заняться уроками? Нам очень много задали в школе…
— Забудь о школе. И о занятиях. Теперь твоя жизнь сильно изменится.
— С чего бы это? — процедила Василиса, вновь позабыв о вежливости.
— Запомни одно простое правило, — сухо произнес Нортон-старший, следя за переменами на лице дочери. — Никогда не зли меня.
И отец, коротко размахнувшись, отвесил Василисе крепкую пощечину.
Девочка вскрикнула: щеку будто обожгло пламенем.
Нортон-старший быстро отпер дверь и толкнул дочь внутрь. Лязгнула задвижка, и он удалился. Василиса осталась одна в полной темноте.
— Ничего себе… — только и сказала она, осторожно ощупывая скулу: щека, казалось, распухла.
Да, не так она представляла встречу с отцом.
Ну где же хоть одна улыбка для нее, хоть один теплый взгляд? Какие еще возникают эмоции при встрече с родными людьми после долгой разлуки? Малейшее проявление интереса, симпатии, простого любопытства: где была, как жила, чем занималась? Вместо этого — холод, равнодушие, отстраненность, пощечина. При воспоминании о последней губы у Василисы задрожали.
Зачем ей такой отец? Не лучше ли было и дальше ничего не знать друг о друге? Кажется, его не очень-то обрадовала встреча с дочерью.
Прошло около часа, и Василиса ощутила, что сильно дрожит. Холодно… Все-таки май только начинается и разгуливать в тоненькой кофточке рановато. Если бы она знала, что ее запрут в сарае, то оделась бы потеплее.
Подумав об этом, Василиса хмыкнула. Движение отдалось в щеке легкой болью. Но тем не менее девочка попыталась сосредоточиться.
С чего вдруг Эрику вздумалось писать ей записки? Она заметила, как он испугался отца. А Норт выглядел изумленным и заинтригованным — значит, явно ничего не знал о записке.
Вздохнув, Василиса крепче обхватила колени руками. Ладно, со всем этим она позже разберется.
Но прошло около трех часов, а за ней так никто и не явился.
Василиса почувствовала, что глаза начинают слипаться — клонило ко сну. Ведь она целую ночь не спала — читала. И почему здесь так холодно?
У нее были красивые огненно-красные крылья. Василиса взмахнула ими — вышло это абсолютно легко, будто она летала всю жизнь. Дивное, невесомое ощущение возникло в самой ее душе, поднимаясь легкими толчками, и вскружило счастьем голову. Василиса взмывала все дальше и дальше, ввысь, наслаждаясь удивительным чувством — радостью свободного парения.