Часовые Вселенной
Шрифт:
— А зачем, сэр,— вы не в курсе?
— Нет. Я только знаю, что вам надлежит безотлагательно явиться к Кейтли. В Бэтгери-Парк вас ожидает захваченный стратоплан азиатов.
— Что за странная мысль — воспользоваться азиатской машиной! Наши истребители не дадут нам пролететь и пяти минут!
— Боюсь, Грэхем, что вы неверно оцениваете истинное положение вещей. Все наши истребители прикованы к земле, исключение делается для случайных, причем очень рискованных вылетов. Угрожай им только азиаты, они бы уже давно очистили от них небо. Но ведь есть еще витоны, а это большая разница.
— Я мигом обернусь.— Наблюдая через плексигласовую панель кабины за торговым залом, он приблизил губы к микрофону и торопливо продолжал: — Я звоню, чтобы попросить вас достать мне список местных клиентов Холодильной корпорации. Возможно, вам придется схлестнуться со сморщенным болваном по имени Турлоу. Чем круче вы с ним обойдетесь, тем лучше. Ему давно пора прижать хвост. Еще я попросил бы вас связаться с Гарриманом из Смитсоновского института. Пусть он обратится к кому-нибудь из уцелевших астрономов и выяснит, не смогут ли они найти хоть какую-то связь между витонами и Большой Медведицей.
— Большой Медведицей? — изумленно переспросил Сангстер.
— Да, есть тут у нас один медведь, который должен что-то означать. Одному Богу известно, что он значит, но мне позарез нужно это выяснить. Нюхом чую, что это безумно важно.
— Медведь — важно? А вас не устроит какой-нибудь другой зверь? Обязательно нужен медведь?
— Только косолапый и никто другой,— подтвердил Грэхем.— Я почти уверен, что астрономический подход — совсем не то, что надо, но нельзя упустить даже самый слабый шанс.
— Фургоны-рефрижераторы, сморщенные болваны, звезды, а в придачу еще и медведь! — пробормотал Сангстер.— Господи Иисусе! — Он помолчал немного, потом простонал: — Сдается мне, что они уже и до вас добрались, но я, так и быть, выполню вашу просьбу.— Он еще раз сказал: — Господи! — и повесил трубку.
Перелет до Вашингтона был быстрым и спокойным, но военный пилот вздохнул с облегчением, когда машина наконец коснулась колесами бетонной полосы.
Он выбрался из кабины и сказал Грэхему:
— Приятно все-таки приземлиться там, где собирался, а не там, куда тебя посадит какой-то голубой шарик.
Грэхем кивнул ему и сел в поджидавший гиромобиль, который сразу же стремительно сорвался с места. Десять минут спустя он яростно проклинал бюрократический обычай — сэкономить две минуты, чтобы потом потерять десять. Он беспокойно расхаживал взад-вперед по приемной. Глядя, как здесь, в Вашингтоне, людей заставляют умирать от безделья, можно подумать, что никакой войны и в помине нет.
Вот, к примеру, эта парочка ученых мужей. Одному небу известно, кого они туг дожидаются. Они уже были в приемной, когда он появился, и вели себя так, как будто надеялись просидеть здесь до скончания веков.
Грэхем раздраженно оглядел их с ног до головы. Болтуны! Все болтают и болтают, можно подумать, повсеместная разруха
Они схватились по поводу формулы Бьернсена. Коротышка утверждал, что изменение зрения вызвано молекулами метиленовой синьки, которых йод, галоген, действующий как агент-носитель, переносит в зрительный пигмент.
Толстяк придерживался другого мнения. Главную роль играет йод. А метиленовая синька — лишь катализатор, вызывающий фиксацию очистителя, который без него легко разлагается. Он соглашался, что мескаль служит только для стимуляции зрительных нервов, настраивая их на новое зрение, но истинная причина — безусловно йод. Взгляните, например, на Уэббовых шизофреников. С йодом у них все в порядке, а вот метиленовой синьки — нет. Они — мутанты, обладающие естественной фиксацией, не требующей никакого катализатора.
Блаженно игнорируя другие, куда более неотложные проблемы, коротышка снова заладил свое, рискуя довести Грэхема до белого каления. Сыщик как раз задавал себе вопрос, какая, собственно, разница, как действует формула Бьернсена, если она и так действует, когда услышал, что его вызывают.
В кабинете, куда его проводили, сидели трое. Он узнал их всех: Толлертон, местный эксперт, Уиллетс С. Кейтли, глава Разведывательного управления, и, наконец, сероглазый мужчина с решительным подбородком, присутствие которого его сразу насторожило,— сам президент!
— Мистер Грэхем,— президент приступил прямо к делу,— сегодня утром прибыл курьер из Европы. Это пятый из тех, кого они к нам отправили в течение сорока восьми часов. Четверо его предшественников погибли в пути. Он принес дурные вести.
— Слушаю, сэр,— почтительно произнес Грэхем.
— На Лувэн в Бельгии упала ракета. Она несла ядерную боеголовку. Европа ответила десятью. Азиаты выпустили еще двенадцать. Сегодня утром первая ядерная ракета в Западном полушарии попала на территорию нашей страны. Новость, конечно, не стали распространять, но нам придется нанести мощный ответный удар. Короче говоря, то, чего мы так боялись, свершилось — началась атомная война,— Заложив руки за спину, президент мерил шагами ковер.— Несмотря ни на что, дух нации по-прежнему силен. Народ нам доверяет. Он верит, что победа в конце концов будет за нами.
— Я тоже в этом уверен, сэр,— сказал Грэхем.
— Хотел бы и я быть также уверен! — Президент остановился и пристально посмотрел на него,— Сложившаяся ситуация — не просто война, в привычном смысле этого слова. Будь это обыкновенная война, мы бы ее непременно выиграли. Перед нами нечто иное — самоубийство человечества как вида! Человек, который бросается в реку, не выигрывает ничего, кроме вечного покоя. Ни одна сторона не может выиграть такую битву — разве что витоны. Человечество в целом обречено на поражение. Мы как нация тоже обречены на поражение, ибо мы — часть человечества. Наиболее трезвые головы с обеих сторон поняли это с самого начала, вот почему ядерное оружие придерживали до последней возможности. И вот теперь — Господи, спаси нас — ядерный меч занесен. И ни одна сторона не рискнет первой вложить его в ножны.