Часовые Запада
Шрифт:
– Да, дорогая, - согласился он.
Вскоре после этого, когда миновала весенняя распутица, пришло обещанное письмо от короля Анхега. Гарион сразу же понес копию загадочного отрывка в библиотеку, чтобы сверить текст со своим списком. Положив два листа рядом, он принялся ругаться. На списке Анхега было пятно в том же самом месте!
– Я же говорил ему!
– бушевал Гарион.
– Я же специально сказал ему, что мне нужно видеть именно это место! Я даже показал ему!
– Сердито ругаясь, он заметался по комнате, размахивая руками.
Удивительно, но именно Сенедра исцелила своего мужа от легкого помешательства на Мринских рукописях. Конечно, внимание
Через некоторое время, когда Гарион наконец привык к постоянному присутствию Гэрана в их жизни, он снова почувствовал, как темная, затхлая библиотека словно зовет его к себе. Способ работы, предложенный ему бесстрастным голосом, оказался на удивление хорош. Немного попрактиковавшись, Гарион обнаружил, что может бегло просматривать страницу за страницей, а там, где среди обычного текста прятались отрывки пророчеств, взгляд его сам останавливался. Во многих случаях было совершенно очевидно, что писцы даже не осознавали, что они пишут. Часто какое-нибудь предложение вдруг обрывалось, перескакивало на пророчество и снова продолжалось дальше с того места, на котором остановилось. Гарион считал, что, даже читая написанное, такой писец-пророк и сам не видел, что написал.
Однако самыми важными оставались Мринские рукописи и в меньшей степени - Даринские.
Отрывки из других работ что-то проясняли или дополняли, но только два главных пророчества придавали всему завершенный вид, отсекая лишнее. Продолжая работу, Гарион начал составлять подробный указатель, присваивая номер каждому новому отрывку и увязывая этот номер с буквенными кодами, которыми был снабжен каждый параграф Мринских рукописей. Таким образом, он обнаружил, что каждый параграф рукописей подтверждается или объясняется тремя-четырьмя строчками из других работ, - все, кроме отрывка с пятном, ставшего камнем преткновения.
– Ну, как ты сегодня поработал, дорогой?
– прямо спросила Сенедра однажды вечером, когда он вернулся в королевские апартаменты в дурном настроении. В это время она кормила Гэрана - разрумянившаяся от нежности, держала его у груди.
– Я уже почти готов сдаться, - заявил Гарион, падая в кресло.
– Наверное, лучше всего было бы запереть библиотеку и выбросить ключ.
Сенедра посмотрела на него с обожанием и улыбнулась:
– Ты же знаешь, Гарион, лучше тебе от этого не станет. Ты и сам понимаешь, что через день-другой ты не утерпишь, а нет такой двери, которую ты не смог бы вышибить.
– Может, тогда сжечь все эти книги и свитки, - мрачно сказал он.
– Я больше ни о чем не могу думать. Я чувствую, что там, под этим пятном, что-то спрятано, но нигде нет никакой подсказки, что бы это могло быть.
– Если ты сожжешь библиотеку, Бельгарат
– Ты же знаешь, как он обожает книги.
– Что ж, может быть, было бы неплохо побыть какое-то время редиской, - ответил он.
– Гарион, это же так просто, - сказала она тем ангельским голоском, который всегда сердил его.
– Раз все копии с пятном, почему бы тебе не взглянуть на оригинал?
Он смотрел на нее.
– Где-то же он должен быть, правда?
– Ну, надеюсь... да.
– Узнай, где он, и езжай посмотри или пошли за ним.
– Я об этом и не подумал.
– Конечно. Куда приятнее бушевать и ругаться и вообще быть всем недовольным.
– Знаешь, Сенедра, а ты и впрямь здорово придумала.
– Само собой. Вам, мужчинам, всегда надо все усложнять. В следующий раз, когда у тебя будут проблемы, дорогой, просто приходи ко мне. Я скажу тебе, что делать.
Гарион оставил эту едкую реплику без внимания.
На следующее утро первым делом Гарион отправился в город и зашел в храм Белара к ривскому священнику. Священник оказался мягким человеком со спокойным лицом. Не в пример служителям культа Белара из крупных храмов на континенте, которые частенько больше занимались политикой, чем заботились о своей пастве, глава ривской церкви пекся исключительно о благополучии - как физическом, так и духовном - простого народа. Гариону он всегда очень нравился.
– Вообще-то я никогда их сам не видел, ваше величество, - сказал священник в ответ на вопрос Гариона, - но мне говорили, что они хранятся в часовне на берегах реки Мрин - на границе болот, рядом с Боктором.
– В часовне?
– Древние жители Драснии возвели ее на том месте, где держали в цепях Мринского пророка, - объяснил священник.
– После того как мученик умер, король Бычья Шея велел, чтобы на том месте был установлен некий памятный знак. Часовня была построена прямо над могилой. Свиток с оригиналом хранится там в большом хрустальном ларце. Его оберегают несколько священников. Вообще-то людям не позволено трогать его, но для ривского короля они сделают исключение.
– Так он всегда там был?
– Кроме времен ангараканского нашествия в четвертом тысячелетии. Незадолго до того, как был сожжен Боктор, чтобы спасти свиток, его вывезли на корабле в Вал-Алорн. Торак хотел до него добраться, и хранители решили, что безопаснее будет увезти рукопись из страны.
– Это разумно, - сказал Гарион.
– Спасибо за помощь, ваше преподобие.
– Рад был помочь, ваше величество.
Дело встало за малым: выкроить несколько дней для поездки в Драснию. Но вырваться было невозможно. На этой неделе - совсем никак, раз на послезавтра уже была назначена встреча с владельцами порта. А на следующей - и того хуже. Как всегда, множество официальных приемов и неотложных государственных дел. Гарион вздохнул, поднимаясь обратно в цитадель по длинной крутой лестнице; рядом с ним шел охранник, повсюду сопровождавший его. Ему казалось, что здесь, на Острове, он почти что пленник. Он был скован сотней всевозможных забот и обязанностей. Он еще помнил время, когда каждый день встречал в седле и редко проводил две ночи подряд в одной и той же постели. Но, поразмыслив, он не мог не признать, что даже тогда он не был свободен настолько, чтобы делать то, что хочет. Он и не знал, что на его плечи легло бремя ответственности еще тогда, той ветреной осенней ночью много лет назад, когда он, тетушка Пол, Бельгарат и Дарник тайком пробрались через ворота фермы Фалдора и вышли в огромный мир, лежащий перед ними.