Часть вторая. Свидетельство Густава Аниаса Хорна (Книга вторая)
Шрифт:
Наверняка дело обстоит так: даже и в эту ночь, на этом острове, мучаются коровы, которые вот-вот должны отелиться. После болезненных схваток коровье тело выталкивает сформировавшегося внутри теленка, который появляется на свет уже с красивой шерсткой, с черной мордочкой и подвижным, жадным до молока язычком. Родившегося теленка корова любит. Она любит его и вылизывает своим языком. Вот о чем я хочу думать. Это скудное, но надежное утешение. Плотские существа грязные, зато очень добрые.
Он действительно вернулся домой насквозь промокший. Промокший, грязный, в рваной одежде. Было семь утра. Он вошел
— Я подумал, что ты, наверное, ночью закрыл окно, — сказал он. — Кроме того, я хотел сэкономить силы, не лезть наверх. Ведь спускаться легче, чем подниматься.
Во время таких ночных вылазок он не носит свою ливрею — матросский костюм; поэтому уже через несколько минут он предстал передо мной умытым и одетым, как обычно. Но его знобило. Лицо у него было пустое, известково-белое.
— Я бы приготовил себе глинтвейн, — сказал он, — если ты не против.
— Конечно, — ответил я. И отметил, что теперь ему захотелось пунша, о котором я думал еще накануне, собираясь насладиться этим напитком вместе с ним. Меня больше не знобило. Но я крикнул ему, в кухню: — Приготовь стакан глинтвейна и для меня…
Аякс был совершенно измотан. Он жадно прихлебывал горячий напиток, чтобы тепло скорее вернулось в его тело.
— Где же ты был? — спросил я; не столько из любопытства, сколько желая продемонстрировать сочувствие к его невзгодам, о которых ничего не знал.
— Снаружи, — отрезал он.
— В такую ночь? И без крыши над головой?
— Да, — подтвердил он.
— Один? — спросил я.
— Не все ли тебе равно? — вскинулся Аякс. — Я вернулся поздно, в этом моя ошибка…
— Боюсь, ты подцепил какую-нибудь хворобу, — проворчал я.
— Если и так, то она осталась пустым яйцом.
— Что ты хочешь сказать? — удивился я.
— Яйцо отложено, но болезнь из него не вылупится, — пояснил он.
Теперь он принялся за еду: ел так же жадно, как прежде пил, и продолжал заливать себе в глотку горячий пунш. Следы ночного приключения на моих глазах исчезали с его лица. Впору было подумать, что он уже все забыл.
— Ты подумал о моей ситуации? — спросил он.
— Я думал о ней, — сказал я, — но от этого возможное решение не стало более легким.
— Так поделись со мной трудным вариантом, — настаивал Аякс.
— Я не знаю, чего ты для себя ждешь, — сказал я.
— Многого, — сказал он.
— Мне придется разочаровать тебя, — сказал я.
— Лучше мало, чем ничего, — сказал он.
— Я владею достаточно скромным состоянием, а живу на проценты с него, — начал я. — Еще когда наши товарищеские отношения только начинались, я не утаил от тебя свое социальное положение. В общественной иерархии я нахожусь на много ступеней ниже, чем находился твой прежний господин. Когда Тутайн был жив, доходов едва хватало на нас двоих. Поэтому он начал торговать скотом — овцами и коровами… позже лошадьми. На его деньги мы построили дом и приобрели участки земли в этой безлюдной местности. А что моя музыка стала приносить существенные суммы, новость для меня самого… и удивляет меня. Наверняка этот поток вина и хлеба насущного не будет изливаться долго. Он иссякнет, как только моя слава пойдет на убыль или голова у меня устанет. То и другое очень вероятно. Но даже если исходить из доходов последнего времени, я могу повысить твое жалованье лишь ненамного…
— Ты, выходит, ничего, практически ничего
— Я не хочу делить с тобой мое состояние, — продолжил я. — Человек меняется, вступив в брак. Буду ли я что-то значить для тебя, когда ты сможешь называть Оливу своей собственностью, своей узаконенной подругой… когда у вас появятся дети, общее хозяйство? Ты захочешь обеспечить себе нормальную бюргерскую жизнь, начнешь заниматься каким-то ремеслом, приобретешь земельный участок, или пивную, или не знаю что. По-другому не бывает. Мне же нужно обеспечить свою жизнь, потому что я не знаю ни одного человека, которого мог бы попросить взять меня к себе, если со мной вдруг случится что-то плохое…
— Я ведь говорил, — прервал он меня, — что никогда тебя не оставлю, что не собираюсь заниматься никаким ремеслом, не хочу приобретать ни земельный участок, ни пивную…
— Я верю, что не хочешь, — ответил я, — но причины такой позиции не вижу. В наших отношениях должна оставаться свобода, чтобы мы, если захотим, могли расстаться!
— Я обычно не меняю своих планов, — сказал он.
— Значит, дело во мне, — сказал я. — Твое присутствие стало необходимым, и для меня мучительна сама мысль, что ты можешь уйти. Но я уже распознаю некоторые трудности, ожидающие нас. Я больше не радуюсь будущему, скорее испытываю страх. Я готов дать согласие, чтобы Олива после свадьбы жила с нами, в этом доме…
— Это лишнее. Такой вариант не имеет смысла, — сказал он. — Здесь для нас нет места. И это не пошло бы на пользу твоей работе. Детский плач… ты слишком не молод и слишком музыкален, чтобы привыкнуть к нему. Что тебе за дело до наших детей? Нет, Олива может, как и прежде, жить у своего брата Зассера. Дом на берегу достаточно просторный. И мне там всегда рады. Зассер пока не собирается совершать глупости на собственный страх и риск. Мы с ним все обговорили. Для моей семейной жизни это подходящее гнездышко.
— Но путь отсюда до Крогедурена неблизкий, — возразил я.
— Неблизкий или близкий, — сказал он, — а семейная жизнь не станет хуже, если будет периодической. Моряки, отправляющиеся в дальние рейсы, тоже имеют жен и невест. Слуга должен заниматься своим делом.
— Звучит очень разумно, — сказал я, — но разум всегда слабее, чем желание, даже если под желанием понимать всего лишь стремление к удобству. Я не могу в таком деле похвалиться собственным опытом; но я слышал, что правовые категории сохраняются дольше, чем склонности. Наше с тобой товарищество уже достигло максимального уровня. Было бы безответственно полагать, будто оно лучше, чем твоя любовь.
— Ты ошибаешься, если думаешь, что можешь так легко от меня отделаться. — Пока он произносил эту фразу, глаза его были прикрыты.
— Я не хочу от тебя отделаться, — разволновался я. — Я просто хочу устранить недоразумения: по крайней мере, одно из них — что ты считаешь меня более состоятельным, чем я есть. Я бы не хотел навлечь на себя упрек, что разочаровал тебя в решающий момент твоей жизни. Я готов, на время, повысить твое жалованье, потому что в данный момент получаю хорошие гонорары. Но позже, когда мой мозг станет залежным полем… или меня настигнет какое-то другое несчастье, ты не должен рассчитывать на большее, чем половина моих доходов. Ты никогда не получишь больше половины…