Частичка тебя. На память
Шрифт:
— А как же ваш клуб фанаток? — забираю со стола ключи от кабинета и разворачиваюсь к двери. — Что же делать им?
— Рыдать и рвать волосы на голове, конечно? — Тимирязев безмятежно пожимает плечами и шагает вперед, чтобы придержать передо мной дверь. — Что поделать, гаремы в нашей стране запрещены. Но они всегда могут заняться продвижением этого законопроекта. Завалить администрацию президента просьбами об этом.
— Боюсь, быстрее они пустят меня на котлеты, — фыркаю я, неуклюжими, слегка отекшими пальцами выбирая из
Отеки начались недавно. И это внезапно доставило мне неприятности, потому что размер ноги увеличился на полтора размера, и вся моя хорошая, красивая, стильная и деловая обувь, занимавшая четыре полки в чулане, вдруг осталась не у дел. Покупка новой обуви сильно сказалась на моем кошельке. И это не говоря о том, что куртка уже тоже начинала быть натянутой до предела… Но вот куртку я решила отложить на месяц. Там как раз можно будет купить зимнюю и не париться целый сезон на тему того, что вот-вот ударят морозы, а я к ним совершенно не готова.
Ох, как же мне не хватает моей заначки…
Там было. И на куртку, и на хорошие теплые ботинки.
Вот только пришлось потратить эти деньги на обеспечение собственного спокойствия. И ведь молодец, Энджи, поставь себе пятерку — все ты правильно предчувствовала.
Я не знаю, что там происходило в голове у Ольшанского? Вот допустим, я бы раскололась, и что бы было? Он бы выбирал между своим ребенком от любимой невесты и своим ребенком от меня, которая ему нафиг не нужна? Устроил бы график и жил на две семьи по расписанию?
А мне вслед плевалась бы половина сотрудников клуба, потому что Юля Воронцова — это местная любимочка, её здесь обожают, а я… Ну, я ведь шла на место штатной стервы и очень исполнительно отношусь к этим своим обязанностям.
Короче говоря… Я не раскололась, и не жалею об этом.
Эти две недели дистанции Ник выдержал блестяще. Был спокоен, отстранен, весь в себе и в своей Юле.
Возможно, скоро я перестану перед ежедневной планеркой заставлять себя дышать ровно. И озвучивая имя его нынешней девушки, у меня не будет так сильно сводить скулы, будто я съела лимон.
— Глаза радуются, — тихонько комментирует Артем Валерьевич, на выходе из корпуса администрации, — за те полгода, что я тут хозяин, впервые столько клиентов.
«Столько клиентов» — это довольно сдержанное описание для ситуации.
Скачки, казавшиеся такими далекими и наступившие так быстро — уже завтра официальное открытие и первый заезд, — оказались для всего клуба практически экстремальным испытанием.
Впервые за полгода — сто процентов заселяемости гостиницы и частных жилых зон. Столиков в ресторане свободных просто не бывает, служебные обеды забираются оттуда в контейнерах и съедаются на рабочем месте — а чтобы не терять доходности с зала.
— А уж сколько жалоб на персонал, — хмыкаю я насмешливо, — у меня сейчас горячая пора. Приседать просто не успеваю.
— Неужто
Тимирязев кажется спокойным, и шифроваться у него получается хорошо, вот только я уже успела просечь, что бесстрастность для него — маска, чтобы прятать за ней обеспокоенность.
— Да нет, — покачиваю головой, — ряд жалоб по делу, конечно, но в текущей ситуации мы работаем на пределе возможностей. Для еще большей эффективности нужно будет проработать систему мотиваций, да и командного духа нам местами не хватает. Раньше он точно был. Хотелось бы знать, куда он сплыл.
И чего не надоедает, спрашивается?
Технически, это тянет на домогательство. Практически — наверное, пошли я его внятно и четко, я почему-то чувствую, Артем Валерьевич бы понял и не обиделся.
Но я не посылаю….
Почему не посылаю — лично для меня загадка. У меня же лютейшая аллергия на все эти шуры-муры на рабочем месте. Нет, может, где-нибудь в Европе и предполагается, что сотрудники могут быть свободны в своих симпатиях и привязанностях, но лично я на своем опыте знаю — ни к чему хорошему служебные романы не приводят. И безответная любовь — тоже. Она — даже хуже.
— Слушай, давай зайдем в ресторан, — Артем Валерьевич стискивает меня за локоть, — заберу свой обед, который, наверное, уже грибами порос.
— Как скажете, — я пожимаю плечами, — но если что, я могу и одна пройтись. Чтоб вас не отвлекать.
— Анжела, — Тимирязев переводит на меня свой скептический взгляд, — я терпеливый человек, но и у моего терпения есть свои пределы. Если что, я могу и сам это попользовать, — стек в левой его ладони угрожающе щелкает хлопалкой об голень.
— Это не входит в перечень взысканий, допустимых Трудовым Кодексом, — откликаюсь невозмутимо.
— А я думал, что ты скажешь, что после этого как честный человек я буду обязан на тебе жениться.
— А вы честный? — я изгибаю бровь, изучающе смеривая собеседника взглядом. — Честный бизнесмен. Откуда ж вы выползли, где ж так хорошо сохранились?
— Иногда я понимаю, почему ты до сих пор не замужем, — веско произносит Артем, — а иногда — совсем не понимаю.
— И какой сейчас момент? — спрашиваю, уже ступая на первую ступеньку ресторанного крыльца.
— Не скажу, — белозубо скалится Тимирязев, — страдай теперь, мучайся.
Ну… Ладно, сделаю вид, что страдаю. Может, ему станет немножечко радостней в жизни.
— Мой столик свободен? — голос Тимирязева выводит меня из размышлений.
Эй! Какой еще столик? Мне ведь говорили — зайти и выйти!
— Да, Артем Валерьевич, проходите, — как всегда хорошенькая, бодрая, наш администратор ресторана лишь на секунду оборачивается в зал, чтобы убедиться в том, что она говорит.
— Мы так не договаривались, Артем Валерьевич, — тихо шиплю я, а Тимирязев уже подталкивает меня к уютно притулившемуся в углу столику.