Частная Академия. Осколки
Шрифт:
— Привет, пап! — говорю и еще раз проверяю, не нажала ли я случайно видео. Слава богу, нет!
— Мира, здравствуй, — голос папы звучит как-то виновато. — Я не поздно? Не разбудил? Твоя соседка не спит?
Сегодня мне особенно стыдно ему врать, поэтому отвечаю дипломатично.
— Пап, Юли нет рядом. Я одна, так что все нормально. Как твои ноги?
— Так мама же видео тебе отправляла днем, не смотрела? — улыбаюсь, слыша плохо скрываемую гордость. — Так к осени уже смогу вернуться на базу, начальник тут на днях заходил. Все
Папа в приподнятом настроении. И я прекрасно его понимаю — он работал с 14 лет, и сейчас, когда уже решил, что никогда не встанет, вновь почувствовать себя нужным — это дорогого стоит. Я очень счастлива за него. Вот только не могу радоваться в полной мере, ведь я его обманываю. Его и маму. Они ведь даже не подозревают, как я здесь живу с сентября.
— Не знаю, пап. Нам пока не объявляли, но в июне, наверное. Сейчас только апрель, так что месяца полтора осталось. Это как минимум.
— Ты учись, дочка. Учись в этой академии. Если б не она, я бы до сих пор лежачим был.
Слышу в его голосе столько горечи, что сердце разрывается. Все. Не могу больше.
— Да, пап. Эта академия, она… особенная. И хозя… люди в ней тоже особенные. Хочу тебе кое-что показать, сейчас пришлю.
Пальцы дрожат, но я, все равно, долистываю в телефоне до нужных фоток и отправляю папе кадры из Москвы.
— Ого! Мира! — папа взволнован и не пытается скрыть удивления. — Ничего себе! Помнят, значит, деда моего. Красивая табличка. Откуда она у тебя?
— Это я сама фотографировала. В четверг прошлый, когда была в Москве.
Пауза. Ну, вот и все. Конец мне.
— Как это? Ты не говорила… Мира, это вас академия возила? Экскурсия какая-то? Почему не сказала? Я же писал тебе в пятницу…
Папа сыплет вопросами, он раздражен, когда не понимает ничего.
— Нет, — закрываю глаза и радуюсь, что он хотя бы меня не видит. — Нет, пап! Я ездила на несколько дней в Москву со своим молодым человеком. Вот. У меня парень есть, пап.
— Какой еще парень? Кто тебя отпускал в Москву? Мира, а учеба, как? Прогуляла? Кто он?!
Как же я рада, что Баев сейчас далеко.
— Ты его знаешь, пап, — тихо говорю я, а потом уже чуть смелее. — Он приезжал к нам зимой, ну, в декабре, когда готовил… про первокурсников. Артем…
— Да помню я, как его зовут! — зло бросает папа. — Хлыщ высокомерный. Смотрел на нас, как на дерьмо. Вежливый такой, а сам… Поверить не могу! Мира, как ты могла! Ты чем там думаешь?!
Прикрываю рукой телефон, но папин голос, все равно, хорошо слышится. Я чувствую его гнев и злость, его разочарование мной.
— Пап, — шепчу, и он сразу же замолкает. — Пап, ты его совсем не знаешь. Вообще ничего не знаешь. Он спас меня. Ты… даже не представляешь,
Молчание. Такое долгое, что, кажется, сейчас с ума сойду от неопределенности.
— Травить, значит, — слышу то, чего всегда боялась услышать. — А мне ничего не сказала, значит. Какому-то пацану доверилась, а отцу…
— Он не какой-то пацан, пап! Он очень сильный, и его тут все слушаются. Артем — внук сенатора Баева, основателя этой академии…
— Мажор. Чего ж порядок у себя в академии не навел, раз у вас там первокурсников травят?!
Молчу, потому что на этот вопрос у меня точно не хватает духа ответить честно.
— Значит, встречаетесь с ним, — продолжает папа. — И какие у вас отношения? Серьезные?
— Да, пап! — облегченно выдыхаю, потому что здесь я уверенно говорю правду, которая ему точно понравится. — Да, у нас очень серьезные с ним отношения. Мы… пап, я даже с сенатором познакомилась лично. Он нас с Артемом на ужин пригласил. Очень приятный человек.
Тут я, конечно, вру, мне сенатор не слишком понравился, или я просто боюсь его. Но папе точно не нужно это знать.
— Надо же? А отцу и матери его не показала, значит? Сначала у меня нужно было спросить, Мира! У меня!
— Ты бы не разрешил. Пап, мне восемнадцать, а не четырнадцать. Я уже полгода живу самостоятельно. То есть… знаю, надо было раньше сказать, мы с Артемом… в общем сложно все было, но ты не подумай, он меня никогда не обижал. И не обидит. Я точно знаю.
— Ох, Мирка, дура ты у меня наивная. И ведь мозг свой тебе не вставишь. Знает она…
— Говорю же, у нас все серьезно!
— В тебе я не сомневаюсь, Мира. А он? Он тебя любит? Хотя бы говорил тебе?
— Пап… Мы не настолько…
— Не на столько?! Что не настолько, Мира?! Ты с ним вместе в Москву ездила! А жили вы где?! Вместе?
— Вместе, — признаюсь. — Пап, я вообще-то давно живу в его… эм… доме. Это…
Папа долго молчит, переваривает услышанное. И быстро, сбиваясь от страха, что он вот-вот меня оборвет, начинаю рассказывать про то, что Артем не хочет со мной расставаться и летом планирует переехать в столицу, и зовет меня с собой. Что я буду учиться в обычном вузе, и что деньги академии…
— Значит так, — обрывает меня, и я понимаю, что ничего хорошего я не услышу. — Ни в какую Москву ты с ним не поедешь. Я не разрешаю. Останешься учиться в академии. А если кто обидеть посмеет, значит, вернешься домой.
— Пап!
— Это не обсуждается! А если хочет забрать тебя с собой, пусть сначала женится.
— Но мне только восемнадцать, пап! — я уже почти плачу. — Я сама не хочу замуж.
— А жить с ним хочешь?! Не так я тебя воспитывал, Мирослава. Серьезные отношения — это когда люди в законном браке живут. Так что если любит и ценит, то женится, как миленький! Я все сказал!