Частная практика

Демина Карина

– Да ничего. Матушка… когда стала княгиней, то над ней провели ритуал, – чай Гремислав размешивал неспешно и старательно. – Князь много власти имеет. Но дана она, чтобы землями править мудро, ко всеобщее радости и благоденствию.

Это уже звучало сказкой.

– А потому и вкладывают в женское чрево дар света, от земли исходящий, с тем, чтобы дитя в утробе ещё дар этот приняло. И чтобы он дитя переменил. Тогда рождается новый княжич. Светлый. И с землёй своей он связан, силу из неё черпает и её же бережёт, о ней заботится.

Звучало красиво.

– А некроманты

при чём?

– В мире свет и тьма в равновесии пребывают. Нельзя кому-то отдать свет, не отдавши и тьму. Вот второй ребенок обычно и получается некромантом.

Охренеть.

Катерина и охренела. И прихлебнула чайку.

– Значит, твой брат… князь. А ты некромант?

– Будущий князь, – по лицу Гремислава пробежала тень. – А я – некромант. Не думай. Я не в обиде. Дома меня любят и уважают. И каждый знает, что я принял силу свою платой за благополучие княжества.

Живая жертва.

– Кроме того некромантом быть куда интереснее чем князем, – он улыбнулся. – Князь… мой отец не способен надолго свои земли оставить. Слабеет он без них. А я вот могу по мирам ходить.

– Их много?

– Очень. Разные. Есть открытые, которые связаны с другими… как вот города и сёла дорогами. Они и торгуют, и обмениваются. Порой – воюют, но это уже сложнее. Есть полуоткрытые, в которые можно попасть. Портальщики строят переходы, если имеется надобность. Есть запертые, ещё не готовые впустить в себя иную силу ли, людей ли. Или такие, как твой, что лишь начали сбрасывать защитный покров.

– Тебе это нравилось? Твоя работа?

– Да, – он ответил просто и ничуть не задумываясь. – Меня обучали с малых лет. Когда знаешь, каков у ребенка дар, это просто. Потом, когда я начал входить в силу, пришлось уехать. В Гильдию. Это… это нужно. Молодые некроманты не всегда способны сладить с даром и могут нечаянно навредить себе или кому-то…

Он осёкся и помрачнел.

– Ты этого боишься? – очень тихо спросила Катерина.

И по выражению лица поняла – угадала.

– Ты не помнишь, что случилось там, верно? – момент был подходящим, потому что сам Гремислав не скоро решится. – И боишься, что те, кого ты убил, могли оказаться людьми?

Огромная рука сдавила кружку.

И разжалась раньше, чем та треснула.

Вдох.

Выдох.

Контроль у него потрясающий.

– Да, – ответ тихий. – Но…

– Не обязательно говорить сейчас. Просто… я теперь хотя бы знаю, что ты хочешь вспомнить.

– А я не знаю, хочу ли. Дело закрыто. Меня признали невиновным.

– Признали. Они. Кто именно, понятия не имею. Но дело не в них. Дело в тебе самом. Верно?

Молчание.

И слышно, как там, снаружи, вздыхает и стонет ветер. И в вое его слышатся голоса, которые переговариваются, перешёптываются на разные лады.

– Если… если и вправду я убил… человека? – тихо спросил Гремислав. – Если не все они были… нежитью? Что тогда?

И Катерина совершенно честно ответила:

– Не знаю.

Утро началось с телефонного звонка. Причём на часах было четверть седьмого.

Катерина застонала и сняла трубку.

– Да, –

произнесла она тихо, но тоном, который должен был бы пробудить в собеседнике если не совесть, то хотя бы сомнения в том, что стоит звонить людям в такую рань.

– Катерина Андреевна! – раздался нервный голос, который она узнала сразу и сумела сдержать стон. – Вы где? Я тут к вам приехал! А вас нет! А мне надо!

– Доброго утра, Матвей Степанович, – Катерина закрыла глаза, испытывая преогромное желание телефон отключить.

– Да, доброго… вы мне нужны!

– Зачем?

– Вы должны меня спасти!

– От чего?

Спокойствие. Только спокойствие. И ноги вытянуть. И попытаться разогнуться, потому что диванчик времён её теплых воспоминаний оказался вовсе не так уж мягок. То ли годы сказались, то ли собственный Катерины возраст.

– От меня самого! – нервически воскликнул Матвей Степанович. И Катерина представила, как он отирает платочком бритую голову. – У меня снова эти мысли… эти самые… про общественное благо!

– Вы хотите его совершить.

– Я хочу набить морду подрядчику.

– И как это пойдёт обществу на благо?

– Так… ворует же, паскуда, – голос Матвея Степановича обрёл некоторую долю спокойствия. – Не у меня. У государства. И раньше я бы в долю вошёл, а теперь вот морду набить тянет и так, чтоб покаялся. Это ж ненормально!

– Совершенно, – Катерина, сдержав стон, села. – Вы правы… это ненормально. Но вы усилием воли желание подавите.

– Я подавил. Но… с каждым разом оно всё сложнее! И с женой опять же…

– Которой?

Жен у Матвея Степановича было четыре и все – бывшие.

– С Машкой… это вторая, – он вовремя спохватился, что Катерина не помнит. – Я знаю, что у неё муж нынешний без работы остался. Позвонил. Предложил помочь. Говорю, вот позаботиться о тебе хочу. Не чужие же ж люди! А она меня матом… нет, я понимаю, что раньше я был так себе мужем… но сейчас-то искренне хочу позаботиться! И позабочусь.

– Возможно, не стоит заботиться о людях, которые этого не хотят?

– Но муж-то у неё без работы. А сама в декрете сидит. Алёнка, моя третья которая, та вон тоже сперва отказывалась, но ничего, привыкла… наверное. Правда дурит, переехать надумала, на Севера. Я ей сразу сказал, что ей на Севера нельзя, там климат для женщины неподходящий! Предложил домик купить. В Крыму. Вот мозгами понимаю, что дурь несусветная, что валила бы она на свои Севера, а не могу отпустить… заболеет же… у Сабинки ухажёр новый. Он мне не нравится категорически. Мудило ещё то, если по роже. А она не слушает…

Катерина прикрыла глаза.

Думать не хотелось.

Хотелось упасть на диван, поёрзать, выбрав место поровнее, чтоб старые пружины не пробивали рёбра, и накрыться с головой пуховым одеялом.

– Катерина Андреевна… спасайте.

– От чего?

– Не знаю… выясните! Давайте я ещё раз тесты ваши пройду!

– Вряд ли там что-то изменится, – она всё-таки села, но не выпустив одеяло. Растопленная на ночь печь успела остыть, как и сам дом. – Матвей Степанович, вы здоровый человек. Со здоровой психикой.