Частное расследование

Уже растерял декабрь добрую половину листков календаря, а земля еще лежала по-осеннему черной. И может быть, потому по утрам долго не светало. Ночь нехотя оставляла нахохленные от долгой осени домишки, темные от дождей заборы, пустые огороды и, отступая от поселка в степь, таилась там до поры по буеракам, логам да балкам.

Тусклый день едва успевал разлепить глаза, как следом, чуть ли не с полудня, тягучие сумерки начинали мало-помалу гасить его зябкую синь.

Старые

люди в домах попусту огня не жгли, управляя дела свои привыкшими за долгую жизнь руками. А на работах да в школах день-деньской окна желтели.

В одной из комнат редакции районной газеты горела настольная лампа с зеленым колпаком. В комнате было сумрачно, лишь светлое пятно огня лежало на столе. Хозяин кабинета, Лаптев, не работал, а стоял у окна в ленивом раздумье.

На улице низко, над самыми крышами, висело сизое, озябшее небо. Ни в одной из сторон близкого горизонта не было видно зловещей чугунной теми предвестника снежной тучи. Не было снега, не было...

Тесно прижались к земле темные домики поселка; скучным сиротским табунком торчали среди них двухэтажные кирпичные коробки центра; нелепые сорочьи гнезда чернели в сирых деревьях парка. Осень стояла, поздняя осень.

И лишь против дома редакции ясень-трехлеток не совсем облетел; и потухающий костерок редких его листьев тлел еще, еще светил в сумрачном осеннем дне, грел еще взгляд. Может, один во всем поселке, а может, и в мире.

Лаптев стоял у окна долго, до тех пор, пока в дверь не постучали.

– Войдите!
– крикнул он и пошел к столу,

– К тебе можно, папа?
– в дверь заглянула светлая сыновья голова, а потом и сам он вошел.

– Конечно, заходи, заходи, - удивленно сказал Лаптев.
– Свет включи.

Алешка, сын Лаптева, обычно на работу к отцу не приходил. И потому Лаптев несколько встревожился.

– Что случилось?
– спросил он, а сын искал и найти не мог выключатель. Ну, что же ты...
– укоризненно сказал Лаптев.

Наконец выключатель щелкнул, и на потолке зажглись и мерно зажужжали две люминесцентные лампы.

– Так что случилось?
– повторил Лаптев.

Алешка дверь плотно закрыл, огляделся опасливо.

– Сюда никто не зайдет?
– спросил он и добавил, указывая на второй, пустой нынче, стол комнаты.
– Где? Этот?..

– Болеет. Проходи, садись.

Алешка уселся возле отца, потискал руками шапку, положил ее перед собой.

– Лидию Викторовну с работы уволили, - сказал он.

– Какую Лидию Викторовну?

– Какую... Балашову.

– А-а-а, - понял Лаптев.
– Это Машина мать?

– Да.

– А где она работала? Я что-то подзабыл.

– В школе, делопроизводителем.

– У вас в школе?

– Да не у нас она работала, а в школе-интернате.

– Вспомнил, вспомнил...
–

торопливо проговорил Лаптев.
– А почему ее уволили?

Алешка пожал плечами.

– Но ее неправильно уволили,- сказал он.

– Ты-то откуда знаешь?

– Неправильно, - повторил сын, опуская голову.
– Лидия Викторовна... начал он, но, видно, не нашел что сказать и снова повторил настойчиво: Неправильно, и все.

– Значит, неправильно... И ты хочешь, чтобы я ей помог?
– улыбнулся Лаптев.
– Так?

Алешка его легкомыслия не принял. Словами ничего не сказал, но поглядел осуждающе и поднялся.

– Ты сможешь?
– спросил он, забирая со стола шапку.
– Только нужно быстрее.

Поняв свою ошибку, Лаптев ответил серьезно:

– Постараюсь узнать, в чем дело. Это, конечно, не мой отдел, я занимаюсь сельским хозяйством, - объяснил он.
– А такими делами у нас обычно...

– Так ты не сможешь?
– досадливо перебил его сын.

– Ну, сказал, сделаю, узнаю...

Алешка повернулся и пошел к двери. Лаптев тоже поднялся.

По коридору они шли почти рядом. Лаптев чуть сзади. Дверь одной из комнат распахнулась, и кто-то из своих, редакционных, крикнул:

– Вот это сынуля вымахал!! Лаптев, в кого он у тебя, а? Ты - лысый, а у него копна на голове! Да и здоровый вымахал! Это точно в прохожего молодца! А?!!

Алешка, нахлобучив шапку, заспешил и, оставив отца, исчез за поворотом на лестничной площадке. Он стеснялся и, видимо, поэтому на работу к отцу не заходил; если нужно было, звонил по телефону. Он все же еще пацаном был пятнадцатилетним и, видимо, стеснялся роста своего и стати.

Да, Алешка, младший сын Лаптева, и впрямь удался на славу. С малых лет он словно поеный бычок рос. Но все мальчишкой был, хоть и дюжим. А в последние год-два маханул вдруг и на голову отца перегнал и в плечах развернулся. Над верхней губой зазолотился мягкий пушок. Нет, не рослым мальчиком уже гляделся Алешка, а парнем, да еще каким. Светлые волосы мягкой шапкой лежали на его голове, глаза голубели мартовской синью, и северный румянец в дело и не в дело полыхал на белом круглом лице. Откуда что взялось...

Лаптев вернулся в свою комнату. Чуть заметная улыбка бродила по его лицу, а на душе было и вовсе хорошо. Нынешний приход сына и его просьба значили для Лаптева очень и очень много. Дело в том, что Алешка, младший сын, любимый, последыш, взрослея, все далее и далее отходил от отца. Характер у него оставался прежним: он был спокойным парнем, добрым - жаловаться на него было грех, - но какой-то холодок отчуждения появился в последние годы между отцом и сыном.

Лаптев понимал, что это дело естественное. Наверное, так было и со старшими детьми, он уже не помнил.