Частное расследование
Шрифт:
– Она себе добавляла часы?
– уточнил Лаптев.
– Ну, нет.... то было бы слишком заметно. Она делала несколько по-другому. Были у нас такие учителя, которые на все шли. К счастью, их теперь нет среди нас. И, наконец, я вам скажу еще. Но это просто для разъяснения, чтобы вы поняли. Говорить об этом не надо. Где нужно, мы уже сказали, - директриса, волнуясь, прошлась руками по гладкой прическе.
– Самый большой наш позор, выдохнула она, - в том, что Балашова развращала учеников, - и, устало подперев голову, директриса с каким-то немым укором глядела на Лаптева большими печальными глазами.
– Да, да... К нашему, к моему стыду...
– повторила директриса.
– Как?..
– с трудом выговорил Лаптев.
– В самом деле?
– голос его спустился до шепота.
– Да, она вела уроки труда с девочками старших классов. И она им такого напреподавала, - закрывая от ужаса глаза и покачивая головой, проговорила директриса.- Такой передала опыт... Таких советов надавала... И это не день, не два, это годами длилось. К нашему стыду, к моему. Вот почему, уважаемый товарищ...
Телефонный звонок прервал ее речь. Она трубку взяла и, выслушав, ответила:
– Извините, я сразу не смогу. У меня тут товарищ из нашей районной газеты. Он по поводу Балашовой. Да... Вот видите...
– Помолчав, вероятно, что-то выслушав, директриса закончила разговор бодро:-Да, да, поняла вас, поняла. Сейчас иду.
– А потом Лаптеву сказала:- Простите. Но меня срочно вызывают в районо. Начальство...
– доверительно улыбнулась она.
– Так что закончим разговор позднее. Я могу к вам зайти. Там рядом. Позвоню, как освобожусь.
Розовая тетрадь отправилась на прежнее место, в директорский стол.
И позднее, уже у себя, в редакции, Лаптев подосадовал, что не познакомился с ней. Хотя сделать это будет и завтра не поздно. А можно и сегодня.
Из книги приказов Лаптев успел взять на заметку два выговора Балашовой за опоздание на работу, еще один за несвоевременную подготовку документов, строгий за какую-то оплошность, еще один за невыполнение задания. Все выговоры были вынесены в этом году. Это не понравилось Лаптеву. По книге приказов выходило, что ранее Балашова работала добросовестно, а нынешний год вдруг взяла да испортилась. Хотя это можно объяснить смертью мужа, душевным расстройством. Но выговоры эти, простые и строгие, были, в конце концов, лишь поводом. Это признала сама директриса. Об этом говорил инспектор. Иное дело махинации с одеждой учеников, присвоение денег. Обвинение очень серьезное.
Если все доказано, как директриса говорит, то можно и нужно увольнять, передавать дело в прокуратуру и ни перед кем не оправдываться.
Но тут еще одно обвинение. Даже более страшное. И хотя Лаптев не знал сейчас, о чем говорила Балашова ученицам своим, какой такой опыт им передавала, но он полагал, что директриса не зря за голову хватается и просит о молчании.
Лаптев не знал Балашову, но, даже не зная, по слухам, относил ее к разряду не очень серьезных женщин, симпатичных, легкомысленных, простоватых. Такая и без злого умысла, по глупости, могла наболтать с три короба.
В общем, ничего утешительного Лаптев пока на руках не имел. Но предаваться отчаянию тоже не имело смысла, потому что была одна зацепка. Подпорки она называлась. Если дом стоит прочно, его не подпирают. А если с одной да с другой стороны начинают его укреплять да поддерживать -
Балашову увольняли за нарушение дисциплины - подтверждением тому пригоршня выговоров, но это был, оказывается, лишь повод, а на самом деле - за воровство, если вещи своими именами называть. А на самом-самом деле даже не за воровство, не только за воровство, а за более страшное, о котором теперь и вслух говорить не хотят.
Все эти подпорки не нравились Лаптеву. И он жалел о неудачном разговоре с директрисой, слишком коротком, чтобы хоть малое выяснить. Но разговор, конечно, будет иметь продолжение. К этому Лаптев и готовился, когда его вызвал редактор.
Дядя Шура Лаптеву и сесть не предложил, а долго глядел на него в упор маленькими, из-за очков злыми глазами.
– Ты что, пьяный?
– наконец спросил он.
Лаптев лишь плечами пожал, усмехнулся.
– А тут смеяться нечего, - сказал редактор.
– Только одно объяснение, что ты или пьяный, или сумасшедший, - и выдержал паузу.
– Мы с тобой о чем вчера говорили? Битый час о чем я тебе толковал? Ты ничего не понял?
– Я же не могу за один день все сделать, - начал оправдываться Лаптев. Составил я список комбайнеров.
– Иди ты со своими комбайнерами знаешь куда... И дурачка здесь не строй. Я тебе не про комбайнеров... Хотя тебе ими... ими надо заниматься!
– редактор даже приподнялся над стулом.- За это тебе деньги платят! А не за то, чем ты занимаешься. Я тебе русским языком вчера сказал: не трогай эту бабу. Она сама во всем виновата, пусть и обчищается. Говорил я тебе?
– Говорили.
– Запретил я тебе этим заниматься?
– Ну-у, а здесь получилось дело такое...
– начал Лаптев.
– Не нукай!
– оборвал его редактор.
– Не ты запрягал, не тебе нукать. Пока вот здесь, - ухватился редактор руками за стол,- сижу я. И ты будешь выполнять то, что я тебе говорю, а не то, что тебе в голову взбредет. А иначе ищи себе другую работу. Понятно?
– Понятно, - почти равнодушно ответил Лаптев и спросил: - А что случилось?
– Ха!- восхитился редактор.
– Ну, ты даешь! Ведь я у тебя спрашиваю. Я! Мне из райкома звонят, Пулин звонит и говорит: "Не надо заниматься Балашовой, без вас занимались, разобрались и приняли решение". Я ему, как дурак, отвечаю: "Мы не занимаемся, вставал такой вопрос вчера, но мы решили не вмешиваться". Он мне сразу и выдал: "Ни черта ты, - говорит, - не знаешь, что у тебя в редакции делается. Твой сотрудник только сейчас целый допрос директору школы устроил". Тут я и...
– развел редактор руками, - как рыба... Вот так. Так ты меня перед Пулиным дураком и выставил. Спасибо.
Редактор надолго замолк, отвернулся, глядел в сторону. Наконец он решил, что с Лаптева достаточно, - тот сопел, вздыхал, переминался с ноги на ногу, покраснел.
– Вот так с вами работать, - проговорил дядя Шура мягче.
– Вы портачите, а мне вот сюда, - похлопал он себя рукой по загривку.
– Вот так получается.
– Он подпер рукой мягкую щеку и спросил с нескрываемым любопытством.
– А чего ты все-таки туда полез? Зачем? Ведь я ж тебе сказал...
– Я должен выяснить, в чем дело, - ответил Лаптев.