Частный детектив Илья Муров
Шрифт:
– Когда я говорю о Диккенсе, и при этом употребляю слово «шедевр», я могу иметь в виду только «Пиквикский клуб», – назидательно изрек подполковник.
– Но позвольте, а как же «Дэвид Коперфильд», «Оливер Твист», «Холодный Дом», «Большие надежды», наконец?
– Вы еще «Лавкой древностей» меня попрекните, слезливой Нелькой ужальте, – не сдержал злой насмешки Елпидов. – Говорят, после выхода в свет этого мармеладного романчика, уровень воды в Атлантическом океане значительно повысился от слез его сентиментальных читателей по обе стороны Атлантики…
– К вашему сведению, Владимир Антонович, – решился на ответный выпад учитель, –
– Для повышения уровня воды в океане совершенно безразлично, закапают его слезами постепенно или зальют залпом. Вам, Аркадий Иваныч, как учителю географии, следовало бы это знать.
– Мне?! – у Семиржанского чуть дух не перехватило от такой провокационной беспардонности (или беспардонной провокационности – это уж пусть читатель сам решает), что, естественно, помешало ему тут же, не сходя с места, соорудить достойную отповедь. Впрочем, если бы и соорудил немедленно, высказаться вряд ли получилось бы. В окно просунулась голова Марьи Федоровны и со свойственной ей учтивостью поинтересовалась, долго ли они намереваются тянуть кота за хвост. Народ, того и гляди, попрет шило на мыло менять, а у нее во дворе ни одной паршивой книжонки, одни вонючие газетки, которые она, согласно указанию, расстелила не только под окном, но и по всему периметру. Так что в случае чего этих негодниц можно и с горки спускать, и по воздуху транспортировать: трава под газетками мягкая, ничего их переплетам не сделается…
– А ямку выкопали? – упреждая извинения и оправдания Семиржанского, перешел в контратаку подполковник.
– Ямку? – радостно удивилась тетка нашего отставника и, стараясь не встречаться с учителем взглядом, горячо заверила, что ямку она мигом, зараз и в один момент.
Последние слова донеслись до слуха проверочной комиссии уже из глубин двора. Елпидов твердо взглянул в глаза горько недоумевающего Семиржанского и, озорно подмигнув, примирительно пробормотал, что иметь под рукой окоп никогда нелишне, а личный состав, во избежание падения дисциплины, должен быть всегда чем-нибудь занят. После чего решительно увел разговор в сторону, непринужденно заметив:
– Кстати, Аркадий Иваныч, вы обратили внимание, что все детективы нашего бедного друга повествуют только о частных сыщиках?
Семиржанский, к своему стыду, внимания на это обстоятельство не обратил, а признаваться в этом, тем более Елпидову и тем паче в данной ситуации, ни за что не желал. Поэтому ему ничего не оставалось, как воззриться на полки и попытаться найти неоспоримые факты, опровергающие замечание подполковника. И – о чудо! – нужные факты немедленно обнаружились в виде шести томов популярнейшего детективщика.
– Ошибаетесь, Владимир Антонович, – стараясь скрыть злорадство небрежностью тона и не преуспевая в этом намерении, молвил Семиржанский. – Вон шесть томов Сименона о полицейском комиссаре Мегрэ…
– Да хоть десять, – пожал плечами Елпидов. – По всем своим повадкам комиссар Мегрэ настоящий частный сыщик.
– Извините, Владимир Антонович, но частные сыщики не устраивают подозреваемым пытку бессонницей, чтобы «расколоть» их на собственноручное признание, как это делает комиссар Мегрэ в том же «Мегрэ и бродяге», например. Так что разрешите не согласиться с вами: библиотека нашего друга не только о частных детективах… – Учитель умолк как бы на полуслове и победно взглянул на подполковника. Однако капитуляции –
– Вас послушать, так Сименона от Макбейна не отличить. Вся разница, что один пишет об американской полиции, а другой – о французской.
– Я этого не говорил! – запротестовал Семиржанский. – Вы передергиваете!..
– Готова ямка! – доложилась голова Марьи Федоровны, проникая в комнату через окно.
Комиссия, моментально вспомнив, что со времен последнего визита этой головы дело ни на шаг не продвинулось, искренне заторопилась. Семиржанский машинально вскочил на стул, Елпидов автоматом скомандовал: «Начнем с крайней верхней полки слева».
– С.С. Ван Дайн. Злой гений Нью-Йорка, – доложил учитель географии, вытаскивая из середины указанной полки аляповатое изделие в твердом переплете и протягивая его подполковнику. Подполковник, услышав имя автора, резко отдернул готовую принять изделие руку. Злой гений Нью-Йорка шлепнулся на пол. Марья Федоровна одобрительно крякнула. Потрясенный Аркадий Иванович в немом изумлении уставился на насупившегося Владимира Антоновича.
– Так не пойдет, – заявил Елпидов строго, не чуждаясь здоровой категоричности. – Во всем нужна система и порядок. Если сказано было начинать с крайней верхней левой полки, то значит и вытаскивать первой надо было крайнюю слева книгу, а не тащить из середины какого-то там Ван Дайна, годного только для мусоропровода…
– Каковой здесь, к счастью, отсутствует, – напомнил Семиржанский, слезая со стула с явным намерением поднять и водворить злого гения Нью-Йорка на прежнее место.
– Отставить! – скомандовал Елпидов и, опередив учителя, подхватил книгу и передал через окно Марье Федоровне.
– В ямку? – сообразила тетка нашего отставника.
– В нее, – лаконично кивнул подполковник.
– Как! – задыхаясь от возмущения, вскричал учитель. – И вы, подполковник, туда же: в средневековье, в невежество, в аутодафе…
– Аутодафе – всего лишь акт веры, – назидательно изрек Елпидов. – В данном конкретном случае следует говорить скорее об акте недоверия. Глубоко убежден, что не сжечь этого основоположника вандайщины, и значит впасть в упомянутые вами невежество и средневековье…
– Вандайщины? – удивленным эхом отозвался Семиржанский.
– Именно! Вандайщина – это псевдодетективные романы, отличающиеся самой вызывающей неубедительностью преступлений, манерной глупостью расследований и жеманной надуманностью персонажей. Они не просто пошлы, они идейно пошлы, поскольку считают себя ортодоксальными. Подумать только, и этот горе-автор (горе – потому что делает из своих читателей сущих горемык) еще и посмел разразиться скудоумнейшими «Двадцатью правилами для пишущих детективы»! Беспримерная наглость, на которую способный только безнадежные бездари; гению такого и в голову бы не пришло…
Тут подполковник, прервав свое негодование, весело заржал, чем привел учителя в еще большее смятение: стул под ним покачнулся.
– Эти двадцать правил от Ван Дайка напоминают мне роддом имени Крупской в одной из наших бывших южных столиц, где мне довелось проходить службу…
– Роддом имени Крупской? – пробормотал учитель, пытаясь обрести равновесие.
– Ну да, роддом имени Крупской, женский монастырь имени Екатерины Второй, глазная больница имени Кутузова, – продолжал веселиться Елпидов.