Частный детектив Илья Муров

Хачатуров Владимир Владимирович

– Кто тут у вас в кювет по пьяной лавочке навернулся? – весело гаркнул один, что был постарше, поопытней, посолиднее. Другой, помоложе и постройнее, вглядевшись в сгорбившегося на табурете Мурова, призадумался:

– Где-то я этого гражданина сегодня видел…

– Вот он и навернулся, – невоспитанно ткнул пальцем в пострадавшего фельдшер. – Только не по пьяной лавочке, а…

– А по какой? – удивился старший такому неожиданному повороту событий.

– Видите ли, – замялся доктор, старательно подбирая слова попроще из своего обширного, богатого латинизмами лексикона, – все оказалось несколько сложнее, чем

представлялось нам в начале…

– Оказалось, представлялось, – пробормотал старший, то ли передразнивая медика, то ли пытаясь постигнуть смысл услышанного. Тут он заметил Еремея Пантюхина и его впавшая в мучительную задумчивость физиономия моментально прояснилась:

– Подельник? Свидетель? Виновник происшествия? Пассажир? Па-апрашу пройти с нами…

– Лексеич! – позвал на помощь Еремей.

Наш отставник немедленно вскочил на ноги, открыл рот, вздохнул, зевнул, добрел до жесткой медицинской кушеточки и, опустившись на нее, утратил всякую связь с происходящим.

– Вспомнил! – вскричал молодой. – Это из наших. Проверяющий. Капитан Мурышкин… Видать, кому-то дорожку перебежал или… – Но что «или» объяснять не стал, обернулся к доктору: – Что с ним? Что-то серьезное-огнестрельное?

– Боюсь, что да, – не стал увиливать дежурный врач от ответственности. И в свой черед, обратившись к фельдшеру, распорядился:

– Валентин Модестович, оприходуйте в темпе, вызовите санитаров и поместите в шестнадцатую палату…

– Может, лучше в шестую? – позволил себе уточнить фельдшер.

– Нет, в шестнадцатую! И давайте прекратим эти никчемные дискуссии. Черепно-мозгового к черепно-мозговым!

– Как скажете, Виктор Павлович, – сухо кивнул фельдшер и потянулся к телефону.

ГЛАВА V

содержащая рассказ о тщательной ревизии, которой подверглась

библиотека нашего отставника со стороны его родных и близких

Удрученные бедой и подавленные обстоятельствами возвратились из больницы подполковник Елпидов и учитель географии Семиржанский. К Илье Алексеевичу их не пустили – к черепно-мозговым-де только по предписанию главврача в сопровождении старшего невропатолога, да и то из расчета один родственник в неделю, два приятеля в месяц. О состоянии здоровья лечащий врач ничего конкретного не поведал, ограничившись туманными намеками да загадочными экивоками, из которых каждый мог сделать тот вывод, к которому был склонен. Выводы подполковника и учителя, разнясь в частностях, совпали в главном: допрыгался наш Илья Алексеич чуть ли не до маниакального психоза.

В грустном молчании подошли они к дому Мурова. Тетка нашего героя, отложив шитье и грозно выпрямившись, встретила их со сдержанной стервозностью: холодно кивнув в ответ на их приветствие, стегнула не поддающимся истолкованию взглядом.

– Уважаемая Марья Федоровна, – справившись с волнением, заговорил Елпидов, – могу поклясться на 45-м томе Ильича, что не имею к тому, что случилось с Ильей Алексеевичем, никакого отношения!

– И я, – подал голос Семиржанский, – тоже могу присягнуть… то есть поклясться… – Умолк, покраснел и уточнил: – Но – на Библии…

Взгляд Марьи Федоровны не то чтобы смягчился, но скорее утвердился в некой

мысли, что сделало его менее тягостным, более сносным, как бы даже терпимым. В известных пределах, разумеется.

– Ой! – обрадовалась племянница Ильи Алексеевича, видя такую перемену. – У нас, кажется, и Ленин есть, и Библия имеется… – И, вспорхнув, скрылась из кухни в направлении внутренних покоев.

Гости недоумевающе переглянулись.

– Я в том… э-э… смысле, Марья Федоровна… уважаемая, – пересилил себя Семиржанский, – что все случившееся с Ильей Андреевичем стало для меня такой же внезапной в своей огорчительности неожиданностью, как если бы у нас тут вдруг произошло извержение вулкана, землетрясение или столкновение с Тунгусским метеоритом…

– Не надо! – пискнула вернувшаяся с двумя объемистыми книжками племянница. – Не продолжайте, Аркадий Иванович, а то накличете! Луна в фазе Марса, Солнце в доме Юпитера, дядя Иля в больнице, а вы…

– Уймись, коза! – цыкнула на внучатую племянницу Марья Федоровна. – Нахваталась всякой оккультизмы из своих дурацких сериалов! Как есть скоро в одной палате с дядькой своим окажешься…

– Я не коза, я – Юлия! – возразила племянница и с чувством грохнула о стол принесенными томами, что, впрочем, не произвело ни на кого из присутствующих (кроме, разумеется, вздрогнувшего учителя и, само собой, нервно поморщившегося подполковника) особого впечатления.

– И никакой такой новостью для меня то, что Илюха в психушку угодил, не стало, – заявила Марья Федоровна, как бы продолжая прерванный незначительным событием разговор. – Ежели мужик на старости лет ведет себя как дитё малое, всякой мутью зачитывается да невесть кем себя воображает, то дорога ему одна – в дурдом!

– Ну что вы, Марья Федоровна, – попытался урезонить хозяйку Елпидов. – Какая же это психушка? Обыкновенная больница. Там и аппендиксы удаляют, и роды принимают…

– И психов лечат, – не позволила сбить себя с толку Марья Федоровна.

– Ну хорошо, – решился на обходный маневр подполковник, – ну допустим… А в чем эта психическая анормальность выражалась?

– Как в чем? – озадачилась старуха. – Да в нем во всем и выражалась. – И, умолкнув, внимательно вгляделась сперва в Елпидова, затем в Семиржанского: дескать, чем черт не шутит, вдруг Илья не один умом тронулся, вдруг они всей компанией крыши лишились?

– Ну вот, например, на скрипке он не пытался играть? – пришел на помощь подполковнику учитель.

– Вау! Как Шерлок Холмс? – обрадовалась собственной догадливости Юлия.

– Не, не пытался, – не дала увести разговор в сторону Марья Федоровна. – А вот окурком в сарай залепить – это пожалуйста. Почитай, цельный вечер на это убил.

– Окурком в сарай? – изумился Аркадий Иванович. – Зачем?

– А за тем, что умом повредился, – начала развивать тему Марья Федоровна, но была беспардонно перебита подполковником.

– Попал? – спросил Елпидов и, дабы упредить всяческое недопонимание, уточнил: – В сарай…

– Вот и я грешным делом подумала, что по пожарам соскучился, – моментально вникла в суть тетка нашего отставника. – Молодость вспомнить захотелось, потушить какой-нибудь очаг возгорания приспичило… Подошла, чтоб пристыдить, гляжу, а на стенке сарая глаз намалеван, и он, значит, в этот глаз окурком-то и метит, как заведенный. Всю пачку скурил…