Частный детектив. Выпуск 5

Маклин Алистер

— Я уже думал, что вы вообще не придете, — сказал он хорошо поставленным голосом.

— Меня задержали, — сухо ответил Энглиш. — Что мы будем есть?

Пока сенатор продумывал меню, Энглиш заказал бифштекс с кровью, зеленый горошек и бутылку вина. Как только метрдотель отошел от стола, сенатор спросил:

— Что это за история с вашим братом?

— Вот уже несколько месяцев Рой жил почти на одних нервах. Я предупреждал его, что он слишком много работает. Его нервы не выдержали напряжения, и он избрал самый легкий путь.

Сенатор

фыркнул. Его лицо покраснело.

— Рассказывайте другим эти глупости, — злобно, но не повышая голоса, проговорил он. — Рой никогда в жизни не проработал и дня. Говорят о шантаже…

Энглиш пожал плечами и проговорил безразличным тоном:

— От этого сброда можно всего ожидать. Слишком много людей были бы счастливы, если бы разгорелся скандал… Рой покончил с собой, потому что у него были неприятности в делах. Вот и все.

— В самом деле? — Бомонт насмешливо взглянул на Энглиша. — А я слышал, что он пытался заставить одну женщину “петь” [3] , и что ему грозило лишение лицензии. Это правда?

3

“Петь” — платить шантажисту (жаргон).

— Совершенно верно. Но никто не посмеет этого утверждать, если не захочет, чтобы я привлек его к ответственности за клевету. Я уже говорил с комиссаром полиции. Он не будет копать, так что не беспокойтесь об этом, Генри.

Официант принес бифштексы. Бомонт подождал, пока он отойдет, и сказал:

— Мне, может быть, и нечего беспокоиться, а вот у вас есть для этого веские причины. Это может свести на нет затею с госпиталем.

Энглиш, атакующий свой бифштекс, поднял глаза.

— Если типы из комиссии возражают, что могут повредить мне, то они здорово ошибаются.

— Послушайте, Ник, надо быть благоразумным, — проговорил сенатор, не скрывая своего беспокойства. — Вам не удастся так просто выкрутиться. Пошли всякие неприятные слухи, а вы знаете, что за народ в этой комиссии. Если я им скажу, что вы хотите назвать госпиталь своим именем, они перейдут в атаку.

— Тогда погодите предлагать им это до того времени, когда все это дело будет закончено. Через несколько недель все будет забыто.

— Но на будущей неделе состоится собрание, на котором будет решаться вопрос, какое имя дать госпиталю.

— Ну что ж, убедите их перенести собрание, — Энглиш поднял свой стакан. — Превосходное вино. Вы должны его попробовать вместо того, чтобы все время пить скотч.

— Плюю я на ваше вино! — разъярился сенатор, ерзая на стуле. — Собрание отложить нельзя, вы это знаете не хуже меня!

— И тем не менее оно будет отложено. Кто построил этот госпиталь? Кто его финансировал? Что это означает: “Собрание не может быть отложено”? Оно будет отложено, я вам это говорю, а вы можете объяшить им это от моего имени.

Бомонт провел пальцем

по шее, как если бы воротничок был ему тесен.

— Хорошо, я попробую. Но предупреждаю вас, Ник, что это произведет очень плохое впечатление. Райс, помощник прокурора, вас не любит, члены комиссии тоже. Если они будут в силах сделать вам неприятность, они ее сделают, и тогда плакал ваш госпиталь.

Энглиш оттолкнул тарелку, достал портсигар и протянул его Бомонту.

— Это мои заботы.

— Может быть, но я связан с вами, как вы сами понимаете, и если с вами что–нибудь случится, это отразится и на мне, — разволновался Бомонт. — Я не могу ваять на себя такой риск, даже если вы…

— Не беспокойтесь обо мне, Бомонт, — уверенно перебил его Энглиш — Я достаточно силен, чтобы защищаться. Что это с вами происходит? Вы боитесь?

Бомонт пожал плечами.

— Называйте это страхом, если это вам нравится. Вы уверены, что полностью урегулировали эту историю с самоубийством?

— Эту — да, но завтра в газетах появится другая история. У Роя была секретарша, некая Мэри Севит; она тоже покончила с собой вчера вечером.

Глаза Бомонта чуть не вылезли из орбит.

— Боже мой! Но почему?

Энглиш улыбнулся.

— Возможно, она тоже была расстроена.

— И вы воображаете, что кто–нибудь вам поверит? Чем они были друг для друга? Это что, классическое двойное самоубийство?

— Можно назвать это и так, но для этого нет доказательств. Так что есть надежда, правда, слабая, что jtii два самоубийства не будут связаны одно с другим. На моей стороне Морили. Он вытянул у меня сегодня пять 1ысяч долларов.

Бомонт конвульсивно глотнул слюну. Его адамово яблоко дрожало, как лягушка на сковородке.

— Вы… дали пять тысяч долларов инспектору Морили? А если он скажет об этом комиссару полиции? Это, возможно, ловушка! Обвинение в даче взятки, Ник, это, знаете ли, очень серьезно. Они будут рады повесить вам сто на шею. Вот будет букет!

— Не будьте таким пессимистом, — сухо ответил Энглиш. — Морили никогда ничего не скажет. Это вымогатель, и он отлично знает, как следует вести себя со мной Он не пойдет на риск испортить со мной отношения. Па всякий случай я заплатил ему банковскими билетами, которые нигде не были зафиксированы. — Он отодвинул спой стул. — Ну, мне пора возвращаться в свою контору. Не ломайте голову, Генри, все устроится.

Бомонт встал.

— Но почему же они оба убили себя? — спросил он — Должна же существовать какая–то причина!

Энглиш оплатил счет и оставил хорошие чаевые.

— Конечно, причина должна существовать, — сказал он. — И я ее узнаю.

VI

Около шести часов того же дня Крайл приехал и офис Энглиша.

— Я открыл кофр Роя, — начал он без предисловия. — Там двадцать тысяч долларов наличными…

Энглиш не поверил своим ушам.