Частный детектив. Выпуск 7
Шрифт:
Я отчетливо понимаю, что Ганс на грани взрыва, хотя он ни разу больше не заговорил со мной о своем намерении отомстить за себя, вернее, "за смерть Франсуазы". Я чувствую, что излить душу ему мешает убеждение, будто я снова попытаюсь его уговорить "не делать глупостей".
Это просто великолепно - человек тщательно скрывает от меня намерение совершить поступок, буквально продиктованный ему мною же. Он убежден при этом, что сумел меня провести! Он думает, что хитер, а в действительности так безумно наивен. Мышка, строящая из себя кошку на глазах
Сегодня после полудня у него вдруг случился настоящий приступ депрессии.
– Все кончено, он не придет, - говорит Ганс, который кажется постаревшим лет на десять.
– Наверное, ваше письмо не дошло, или ему плевать на ваши откровения.
Стараюсь его подбодрить, хотя и сам в значительной степени разделяю этот пессимизм.
– Естественно, он не вылетел первым же самолетом. Потом эти журналисты постоянно в разъездах. Дайте ему время обернуться.
Он мотает головой, как лошадь, которой надоели удила.
– От этого ожидания я просто становлюсь больным, - стонет он.
– Прекрасно вас понимаю, - говорю ему сочувственным тоном.
– Ожидание - одно из самых мучительных ощущений, которые может испытать человек. В этом состоянии все чувства словно обостряются: радость, желание, нежность.
– И ненависть тоже!
– бросает Ганс.
– Я как раз собирался добавить.
– Достаю из кармана сигареты, предлагаю ему: - Возьмите, попробуйте закурить. Это вас успокоит.
– Нет. Спасибо.
Закуриваю сам. Он, не отрываясь, следит за моими движениями, потом неожиданно произносит:
– Вот что тревожит меня больше всего - вдруг этот человек, в конце концов, появится, и я не узнаю его. Я забыл его лицо, и у меня нет его фотографии, как, например, есть снимки Франсуазы.
– Возможно, шок пробудит в вас…
– Не будем рассчитывать на это!
– раздраженно перебивает он.
– Я знаю, все это может оказаться очень непростым делом. Я его не узнаю, а он меня узнает.
– Совсем не обязательно, - мой голос звучит вкрадчиво.
– Как это не обязательно?
– Почему вы так решили?
– Ну, не он же страдает амнезией! Он-то должен помнить то, что произошло в Англии, во всех деталях!
– Нам действительно ничего не известно об обстоятельствах вашей первой встречи. Да и была ли она вообще? В вашем блокноте нет ни одной записи о встрече между вами.
– Но на пароходе-то мы по крайней мере видели друг друга, - возражает Ганс.
Ах, тварь, тут он затронул весьма щекотливый вопрос! Надо непременно его убедить, что Дамьен не знает, как он выглядит, иначе все полетит к черту в первые же минуты их свиданья. И я напоминаю ему, что бурное объяснение, которое у них состоялось на пароходе, происходило ночью.
– Можно смело держать пари, что вы окликнули Поля Дамьена на палубе. А ночью палубы не освещаются.
Вижу, как смягчаются черты его лица.
– В самом деле, он может и не помнить, как
Сочиняю дальше:
– Ночь, внезапность происходящего, волнение… Трудно предположить, что он вас хорошо запомнил.
– Ах, если б мы только знали, что произошло на пароходе!
– По сути дела, - замечаю я, - это единственный момент в вашей истории, который не прояснен до конца. Возможно, Поль Дамьен расскажет немало интересного…
– А если он солжет?
Чудесно! До чего славный человек! Как он мне облегчает задачу!
– Ну, лгать-то он может!
– весело говорю я.
– Он даже наверняка будет лгать! Любовники всегда лгут. И лгут отлично! Я знаю женщин, которые обманывают мужей только ради удовольствия их обмануть.
Но его вдруг охватывает паника, в некотором смысле это даже хорошо.
– Он может мне рассказать что угодно!
– бормочет Ганс.
– А я, я ничего не знаю, ничего не помню. Мне для самозащиты остаются лишь обрывки фраз в блокноте! Ах, силы слишком неравны! Я снова чувствую себя слепцом! Меня же заставляют сражаться с противником, у которого со зрением все в порядке!
– Да, разумеется, - говорю я, - утрата вами памяти делает эту встречу для вас более опасной! Все может случится, и вам, наверное, придется импровизировать. Но вы ведь сами этого хотели, а?
Он не отвечает и погружается в молчание. Я возвращаюсь к письменному столу. Наш разговор натолкнул меня на некоторые интересные мысли, которые я спешу записать.
Ганс садится на диван и начинает раскладывать очередной пасьянс. Не знаю, сколько прошло времени, но вдруг раздался этот жуткий звонок. Будто бомбою взорвалась тишина. Мы с Гансом одновременно вскочили со своих мест и теперь испуганно смотрели друг на друга. Я чувствую, как забились в одном ритме наши сердца. Да, это телефон. Да, это звонит Поль Дамьен, это может быть только он. Теперь-то все и начнется.
– Ну, чего же вы ждете? Снимите трубку!
– кричит Ганс дрожащим голосом.
Я хочу сосредоточиться. Проходит еще несколько секунд, прежде чем я подхожу к телефону. Я должен внимательно следить за словами, которые произношу в присутствии Ганса. Мне не следует забывать, что я отвечаю на звонок журналиста, откликнувшегося на мое предложение дать ему интервью.
Итак, снимаю трубку.
– Это Поль Дамьен. Я только что прибыл в Дьепп.
Низкий голос, суховато произносящий слова, кажется мне далеким.
Отвечаю безразличным тоном:
– Ну что, я жду вас. Когда вы сможете быть у меня?
– Минут через десять.
– До скорого свидания.
О, эта улыбка, которую я, подняв голову, вижу на лице Ганса Вамберга! Как судорога на тонких, словно лезвие бритвы, губах. Так улыбается само преступление. На физиономии, которую я едва узнаю, проступает выражение садистского сладострастия.
Остается осилить эти десять минут. Эти десять минут - для нас бесконечность. Не умру ли я прежде, чем они истекут? Не лучше ли мне умереть?