Частный дознаватель
Шрифт:
Под тенью дивных лип, на новенькой лавочке, в солнечных очках из горного хрусталя и натянутых по глаза шляпах сидело двое измордованных персон. Весьма смешной вид этих щёголей, одетых в самые нарядные и яркие платья, говорил о том, что они хотели вырядиться как можно поприличней.
— Гарри, вот скажи, и зачем мы здесь сидим? — заговорил один из собеседников, как только ему надоело смотреть в газету по десятому разу.
— Ждём де Салеса.
— Лойд что, живёт на улице графа Валуа? Тогда почему он просто не отдал нам долг и не
Гарри мучительно всхлипнул.
— Гербан, ты чем слушал, когда босс рассказывал нам о работе де Салеса?
— А я и не слушал: у меня после вчерашнего проблемы со слухом.
Гарри взялся потирать виски — от разговоров с коллегой у него болела голова. Закончив, мужчина продолжил:
— Де Салес работает на де Вилларе. Он обязательно должен прийти к нанимателю, рано или поздно. Как только появится на горизонте — валим его, крутим в ковёр и уносим.
— Понял… А где ковёр? — Гербан в растерянности посмотрел на товарища.
Гарри опустил газету и прожёг громилу взглядом.
— Это ведь ты должен был взять ковёр.
— Нет, такого базара не было, я точно тебе говорю…
Мужчина не выдержал, разорвал газету пополам и выкинул её остатки в урну.
— И почему именно мне попался человек, которому в арбузе семечек не хватает?! Может, это наказание за то, что я нагрубил матери, когда мне было 16…
— Точно, брат! Навряд ли это из-за нашей работы: боги понимают, что лупить людей тоже надо, хоть изредка, но всё же надо. Тем более, мы никогда слишком далеко не заходили: так, по морде съехать, должницу оттарабанить, пальцы поломать. Ну разве это грех?
— И я о том, Гербан: мы с тобой — два праведника, наказанных нашим неравным интеллектуальным союзом. Наверное, боги проверяют нас перед тем, как пустить в Рай.
Забывший ковёр святоша согласно закивал. Он бы с удовольствием развил мысль их общего с товарищем благородства, если бы его философский настрой напрочь не сбил шум, доносящийся с конца улицы.
— Ты слышишь? — Гербан напряг слух. — Кажется, будто бы обезьяна раненная плачет…
— Какая к херам обезьяна! — Гарри взорвался, как сгущёнка в кастрюле, и искренне возжелал придушить собеседника шнурком от обуви. — Ты же оглох, идиот, как тебе удаётся ещё что-то там слышать?
— Так сам послушай!
— Хера мне там слушать… Погоди, — мужчина уловил смутное очертание звука и был вынужден ненадолго прервать свою тираду.
Весёлые выкрики разнеслись по улице и эхом отразились от приусадебных стен. Им вторили стуки латных сапог о мостовую.
— Кажись, это музыка… — заключил глухой громила с некоторой неуверенностью.
— Музыка?
Парочка вслушивалась в городской шум, пока выкрикиваемые слова не стали настолько отчётливы, что начали ложиться в строки:
— Я купил козу на рынке, оказалось, что козёл, захотел дать ему в бубен, чтоб не лез он на рожон! — простенькой частушке вторили удивлённые, а зачастую и оскорблённые крики прохожих.
—
— Лейтенант зашёл в бордель, чтобы девке дать лещей, потому как дома он, не король — а пи***гон! — прогремело на всю улицу, после чего к биению латных сапог подключился злобный свист.
Дуболомы растерянно переглядывались. Неизвестные частушки произвели на них эффект, сравнимый с курсом алгебры.
Пожалуй, никто из обитателей Королевского района не знал, что ему предпринять, и только сам певец свободы имел на этот счёт особое мнение:
— Дознаватель парень хитрый, и хлебальничек ехидный, но, девахи, знайте дружно — обожает мастер гузно!
Вскоре в пределах видимости появилась эмалевая карета. Это из неё доносились эти оскорбительные вопли.
Громкий экипаж остановился около поместья де Вилларе, и из него вышел пьяный в стельку молодчик. Он проронил кучеру: «благодарствую, Рубиус, сдачи не надо» и направился ко входу в резиденцию. Хозяин дорогой колымаги тут же принялся жаловаться, что его зовут не Рубиосом и что денег ему никто не давал, и пообещал вызвать полицию в случае неуплаты, но юноша его уже не слышал: он вовсю стучал по двери, распевая матерные песенки.
— Чёрт, Гербан, бегом!
Гиганты подорвались с места и рванули за объявившимся супостатом. В этот раз они не могли проиграть: в их руках было самое запрещённое и опасное оружие, какое только может быть — магические ножи, высасывающие из противника физическую силу, сковывающие магию наручники, взрывчатые вещества и, что немаловажно — успокоительное…
Но коварному плану двух святых помешало вполне очевидное обстоятельство — двери. Они открылись перед Лойдом де Салесом и закрылись прямо перед их носом. Трагедия, не иначе.
— Вот же! — красный Гарри разочаровано врезал по воротам усадьбы, прислонился к стене и постепенно сполз на землю. — Гербан, может, на нас порча или сглаз?
— Не говори ерунды, в такое только эти верят, — коллега пригорюнившего громилы покрутил у виска пальцем. — Гомосексуалисты.
— А почему именно гомосексуалисты? — Гарри с любопытством взглянул на мудрого товарища.
— Ну так, если они верят, что мужчина может хотеть другого мужчину, то и в порчу, они, стало быть, тоже верят, ведь и то, и то — сверхъестественные заклинания.
— Получается, заключённые в тюрьме магией занимаются?
— Выходит, что так. — философ закивал. — А что, в тюрьме порчи наводят?..
Красный Гарри отвернулся от собеседника и горько вздохнул. В его голове крутились навязчивые мысли разного рода, в том числе и такие, о каких он сам вспоминать-то и не желал: например, мысли о том, как он в очередной раз будет объясняться перед боссом. Де Салес ведь — раз, и ускользнул. А отвечать кому-то надо, и, как правило, кому-то более умному.