Часы без циферблата, или Полный ЭНЦЕФАРЕКТ
Шрифт:
На неё больно было смотреть. Хотелось броситься в ноги, стоять на коленях, вымаливать прощение, заверять, клясться, только бы простила и разрешила видеться изредка с дочкой – всё остальное уложится, и он пальцем больше не дотронется до Светланы. Как поведёт себя Света, страшно было представить. Но это были фантазии. Лютик никогда не переступит через свои принципы – слишком достойная, слишком гордая. И почему он не послушал её и был категорически против усыновления? Наверно, она была права, сто раз права, а он испугался. Панически боялся
– Разреши мне остаться до утра. Поздно уже! – он с тоской посмотрел в окно и представил, как окажется на улице. Одинокий и никому не нужный старый дурак! – Не могу же я вот так к ночи ввалиться к маме?!
В его голосе звучали нотки страха и отчаяния, и он не владел собой.
– Прошу тебя! Я переночую в кабинете, в гостиной на диване, на полу!.. Где угодно!
Летиция была непреклонна, и её голос дрожал:
– Нет! Сейчас же уходи. Возьми, что надо, и уходи. Остальные вещи я соберу, и ты заберёшь их, когда меня не будет дома. Это моё последнее слово! Надеюсь, когда проснусь, больше не увижу тебя. Я пошла спать, мне рано вставать.
Летиция прошла мимо, словно он стал невидимым гномом, ничтожной букашкой, не заслуживающей никакого внимания, кроме немого презрения. Пётр остался стоять один посреди просторной кухни. Хотелось присесть, выпить рюмку коньяка, прийти в себя. Он больше не имел ни на что прав. Дом, в котором он провёл столько лет, отвергал его, здесь больше ничего не принадлежало ему, он всё добровольно потерял и ни на что не посмеет претендовать – ни на один сантиметр, ни на одну чашку из буфета, всё по праву принадлежит только Летиции, его жене.
Было непонятно, что надо взять в первую очередь, и он в растерянности слонялся по квартире, которая вдруг показалась огромной. Бросил в дорожную сумку бритвенный набор, зубную щётку, нижнее бельё, носки, пару рубах и два белоснежных халата, заботливо отутюженных Лютиком. В кабинете скопилось большое количество книг, каких-то мелочей, привычных и принадлежащих лично ему. Ничего не тронет, пусть всё остаётся на своих местах, как было всегда. Все эти вещи будут причинять боль, а её и так через край, осилить бы.
Ветер не собирался стихать, и было всё так же невыносимо холодно. Такси долго не приходило, и он, отчаявшись, хотел идти к метро, как вдруг увидел машину с шашечками на боку. Она направлялась прямиком к его парадной.
– Куда поедем? – прохрипел осипшим простуженным голосом водитель.
«Действительно… куда? Куда я поеду в такой час? К матери ни в коем случае!»
Он ей всё расскажет, но позже. Только не сейчас! Надо подготовить…
– Так куда едем, товарищ? – опять захрипел водила.
Он поедет к Танечке! Нет, не к Светлане, а именно к дочке: «Хочу увидеть её, пусть она уже и спит… Буду смотреть на неё спящую, думать и думать, как выстраивать свою новую жизнь. Со Светой и с дочкой. Или взять и сорваться
Светлана с порога поняла, что случилось. Его выгнали из дома… Просто взяли и вышвырнули! Она ликовала, но виду не подала и была сама любезность:
– Есть хочешь? Таня спит, не топай так. По-моему, опять ушки болят! Посмотришь завтра с утра. Заснуть не могла! Дотронешься до левого уха, и реветь начинает. Напасть какая-то, то одно, то другое! Не ребёнок, а болячка сплошная!
Петя с нежностью смотрел на крошечное создание. Танечка спала, свернувшись калачиком, смешно подперев ручкой пухлую щёчку и сложив домиком пухлые губки. Лоб был тёплый, и температуры явно не было. Уже хорошо! Может, и капельками обойдёмся, главное, чтобы горло чистое.
– Пошли на кухню, – Света потянула его за руку. – Вроде соседи утихомирились. Сегодня с одной сцепилась. Мерзкая старуха! Варит какие-то кости! Вонь стоит на весь дом. Сдохла бы уже, что ли, чем такое устраивать!
– Свет, ну что ты такое говоришь?!
– А что? Я-то почему должна страдать?! То не вылезает из норы, по месяцу не видно…
Он не пытался вникнуть, что она несёт, думал о своём. Стало совсем грустно – он скучал по своему дому и в первую очередь по Лютику. Любил ли он её так сильно, как сейчас?! Нет, никогда! Верить в то, что происходит, не хотелось, и настойчиво мнилось, что весь этот кошмар – лишь временное явление и всё должно опять вернуться на свои места. Пугало, что Светлана приняла его без особых расспросов, и, по всей видимости, строила планы на будущее, и лишь интересовалась, что будет с его квартирой и остальным имуществом.
В этом кошмаре он прожил целую неделю. Света лезла к нему с нежностями, он отстранялся… Один раз не выдержал и позвонил Лютику.
– Прости, что беспокою. Я волнуюсь, как ты…
– Всё хорошо, Пётр… – ответила Летиция. – Постарайся быстрее забрать свои вещи. Всё собрано, и чемоданы стоят в твоём кабинете. Если я что-то забыла, можешь напомнить… Надеюсь, ты найдёшь в себе силы сам сообщить всё маме. Не ставь меня в глупое положение!.. Хотя куда уж глупее.
И повесила трубку.
Это был уже не Лютик, а Летиция Соломоновна, кандидат наук, уважаемый сотрудник Русского музея, умная принципиальная женщина.
Светлана со своими родителями стояла в очереди на отдельное жильё, но, когда это случится, было непонятно. У Петра Алексеевича были связи, но все они в конечном счёте замыкались на Летиции, и, как оказалось, он был только прекрасным лором, а по существу – никем.
Надо идти к маме, другого выхода он не видел. Скрывать случившееся Пётр больше не мог. Мама, по всей видимости, звонит, а Летиция пространно отвечает, что спит или ещё не дома. В субботу лёг с твёрдой уверенностью, что с утра в воскресенье точно решится.