Часы Мериме
Шрифт:
— Вот как! Это подозрительно, — сказал я, вспомнив, что на столе у тети лежали часы именно с ключом.
— Мастер оказал, что такого случая еще не было: обыкновенно делают наоборот — завод ключом заменяют заводом головкой. А ключом карманные часы заводили в старину.
— А как он выглядел, старик тот?
— Ну, я не спрашивала.
— А на какой улице мастерская?
— На Подтелковоком проспекте.
— Всё… Ты по мне скучаешь?
— А, иди ты!
С междугородной еду к поэту.
Дверь полуоткрывает он сам
— Слушайте, я же вам оказал: уезжаю в Москву. — Потом прищуривается и восклицает: — Как, это вы? Бесконечно рад! Дорогой, мой, да ведь ваша тетушка на редкость даровитая переводчица. Ей-богу! Не чета многим, которые ходят в членах Союза десять лет. Я читал рукопись и наслаждался: так угадать эпоху, так проникнуться настроениями поэта и так все это передать в словах чужого языка!.. Короче: рукопись с моим заключением я переслал в Москву, в Союз писателей. Сегодня я сам лечу туда. Архаровцы уже два года маринуют мою книжку в одном издательстве. Ну да от меня не так легко отбиться… Прилечу — и сейчас же в Союз. Буду подталкивать дело вашей тетушки со всем пылом шестидесятичетырехлетнего юноши!..
Ростов — большой город, нелегко объехать все его часовые мастерские. Удача пришла ко мне уже к вечеру. В одной из мастерских, неподалеку от Сельмаша, гравер, молодой парень с задорно вздернутым носом, ответил на мой вопрос:
— И что за мода пошла на Мериме? Недавно одна старуха приходила, теперь ты явился.
Я вынул листок и показал ему:
— Это гравировал старухе?
— Это самое.
— А у старухи глаза кошачьи?
— Я старухам в глаза не заглядываю.
— Но все-таки физиономия несимпатичная?
— Бывают хуже, но редко.
— Всё, — сказал я и выбежал из мастерской.
Заявление
В Таганрог я мчался на предельной скорости — и все-таки приехал, когда на небе уже высыпали звезды. В темноте еле заметил Геннадия и Гришу: они стояли на шоссе при въезде в город и энергично махали мне руками.
— Что случилось? — спросил я, соскакивая с мотоцикла.
— Тетя твоя сегодня забрала облигацию из сберкассы…
— Забрала?!
— На моих глазах, — сказал Гриша. — Я ведь ее с утра не упускал из виду. Говори скорей, что ты узнал о часах.
— Липа. В Новочеркасске переделали завод головкой на старинный завод ключом, в Ростове, около Сельмаша, выцарапали подпись. А Мериме даже не видел никогда ни Кармен, ни Хосе.
— Эх, — укоризненно сказал Гриша, — вот так насочиняют, а потом распутывай. Газуй к тетке!
Как они вдвоем поместились на багажнике, понятия не имею, но привез я обоих.
Во флигелек мы не вошли, а буквально ворвались.
Вбежали в гостиную — и застыли:
— Тетя! — крикнул я, опомнившись. — Что вы наделали! Вы отдали облигацию?!
— Брррому! — заорал попугай, но Гриша на него так цыкнул, что он шарахнулся в угол клетки.
Тетушка поднялась и окинула меня торжественно снисходительным взглядом.
— Ничего я, друг мой, не наделала. Я только восстановила нарушенную справедливость. У меня в сундуке сохранился еще лист глянцевитой плотной бумаги — министерской она раньше называлась, — вот на ней я и написала свое заявление. На, прочти. Теперь это не тайна.
Я схватил лист и дрожащим голосом прочитал:
В ТАГАНРОГСКИЙ ГОРСОВЕТ
Пенсионерки Чернобаевой, проживающей… (и так далее)
Заявление
Я случайно приобрела часы, принадлежавшие знаменитому французскому писателю Просперу Мериме. Они были украдены из музея фашистами во время оккупации Парижа. В знак любви к французскому классику и уважения советских людей к французскому народу прошу переслать эти часы во Францию.
Наталия Чернобаева.
— Тетя! — воскликнул я, прочитав это заявление. — Я горжусь вами! Вы…
— Хватит изъясняться, — прервал меня Геннадий, не терпевший чувствительных слов. — Где зеленая?
— Какая зеленая? — не поняла тетушка.
— Ну, эта самая, что продала вам часы.
— Ах, Людмила Павловна? Она меня больше не интересует. Пустая женщина. Я принимала ее только потому, что хотела приобрести часы.
— Но нас она интересует! — внушительно сказал Гриша. — Где она? Говорите скорей, пожалуйста.
— Да не знаю же я!.. С час назад была здесь… Наверно, домой пошла, в Спартаковский.
— А номер? Номер вы знаете?
— Ну конечно. Номер тринадцатый.
Как по команде, мы бросились к двери.
Скальп серого
В Спартаковском переулке, в маленьком дворике, на наш стук из двери высунулась коротконогая, очень толстая женщина и, не дожидаясь вопросов, быстро сказала:
— Не сдается, не сдается комната! Уже занята. И чего бы это я так тарабанила в дверь!..
— Нам ваша комната не нужна. Нам нужна Людмила Павловна, — перебил я. — Дома она?
— Никакой тут Людмилы Павловны нет и не было, — с досадой ответила женщина и хотела захлопнуть дверь, но Гриша помешал ей, крепко ухватившись за ручку.
— А кто ж есть? — спросил он.
— То есть как это — кто?
— Я спрашиваю, как зовут женщину с крашеными волосами и…
— …и кошачьими глазами, — подсказал я.
— …и кошачьими глазами, что живет у вас.
— А, Евгения Петровна! Так она уже не живет здесь. Вот только что, и пяти минут не прошло, как отъехали оба.