Часы с кукушкой
Шрифт:
Возвращаясь с экскурсии, довольные и радостные, мы думали о недавних временах, когда еще не было транзисторных приемников. Как выглядел тогда туризм? Как преодолевали наши отцы эти крутые тропы с огромными ящиками ламповых радиоприемников на плечах? Носили ли они с собой и электростанции?
Не без гордости мечтали мы также о том, какие изумительные виды откроются нам вскоре на горных тропах благодаря транзисторным телевизорам, которых через каких-нибудь десять лет придется по два, а может, и по три на каждого туриста.
Невдалеке от моего дома на углу помещалась маленькая мастерская. В витрине за стеклом стояли старые ботинки, а выше висела вывеска «САПОЖНИК».
Сквозь стекло витрины можно было видеть владельца мастерской. Он сидел на табуретке и чинил поношенную обувь.
Однажды эта вывеска исчезла, а на ее месте над витриной появилась целая фраза, старательно выписанная красивым почерком: «САПОЖНИК ОКАЗЫВАЕТ УСЛУГИ НАСЕЛЕНИЮ».
Меня заинтересовало, что за услуги может оказывать сапожник, кроме того, что он чинит ботинки. Может быть, он организовал бюро частных детективов? Может, занимается шлифовкой бриллиантов или починкой часов?
Я решил выяснить это и зашел к нему.
— Трудно работать, — сказал мастер. — Многие смотрят на меня с недоверием. А теперь все выглядит куда солиднее. Пусть все знают, что я тоже читаю газеты и шагаю в общем строю.
Но, видимо, это не очень помогло. Сапожника обошли при распределении дратвы, и бедняга вынужден был сочинить новую вывеску: «САПОЖНИК ОКАЗЫВАЕТ УСЛУГИ ТРУДЯЩИМСЯ».
Ознакомившись с новым содержанием вывески, я поинтересовался у сапожника, как теперь идут его дела.
— Пока еще не очень хорошо, — печально сказал он. — Несмотря на новую вывеску, меня все еще не считают полноценной трудовой единицей. Разве моя вина, что я не шахтер и не Металлург? Мой отец был сапожник, он и научил меня подбивать подметки…
Ох! Я уж и не знаю, какую еще вывеску придумать, я человек необразованный. Вот если бы вы… Вы писатель. Если бы вы захотели! — Он нервно мял в руке ремень.
Сердце не камень. Я тут же взялся за работу, и теперь прохожие с восхищением читают над сапожной мастерской новую вывеску: «МАСТЕР, БОРЮЩИЙСЯ НА СВОЕМ УЧАСТКЕ ЗА ВЫСОКИЕ ПОКАЗАТЕЛИ, РЕМОНТИРУЕТ БОТИНКИ ТРУДЯЩИХСЯ, ШАГАЮЩИХ В ЕДИНОМ СТРОЮ».
С тех пор как эта вывеска появилась над входом в мастерскую, сапожник стал пользоваться неописуемым уважением. Проходя мимо мастерской, представители финансовых органов приветливо машут ему руками, мужчины снимают шляпы, милиционеры прикладывают руки к козырькам, а матери поднимают вверх улыбающихся деток.
Только никто уже не приносит сапожнику обувь в починку. Как-то неловко досаждать
Насморк
Заянчкевич отправился с женой в театр. Когда они заняли свои места в партере, пани Заянчкевич обратила внимание своего супруга на гражданина, сидевшего прямо перед ним.
— Посмотри, — сказала она, указав на блестевшую в свете люстр лысину, — это твой директор.
— Действительно, — подтвердил Заянчкевич и стал разворачивать плитку молочного шоколада.
В это время подняли занавес, и Заянчкевич то ли из-за мокрей погоды, стоявшей на дворе, то ли по причине сквозняка, потянувшего из-за кулис, внезапно застыл на месте, потом судорожно схватил воздух и чихнул изо всех сил, обильно опрыскав лысину сидевшего впереди директора.
Директор обернулся, смерил взглядом Заянчкевича, достал из кармана носовой платок и, вытерев лысину, произнес:
— Ах, это вы, пан Заянчкевич…
Заянчкевич ничего не ответил, только легко наклонил голову. Директор мрачно повернулся к сцене.
— Обрызгал директора! — прошептала пани Заянчкевич на ухо своему супругу. — Как же это так? Поворачивай голову, когда чихаешь!
Увлеченный происходящим на сцене, Заянчкевич ничего не ответил. Но вдруг, то ли был этому причиной бешено вертящийся вентилятор, то ли у Заянчкевича защекотало в носу, но все его существо охватила дрожь, и зрительный зал встряхнуло от оглушительного взрыва.
Директор судорожно повернулся, достал из кармана носовой платок и начал вытирать лысину. Его глаза метали молнии, а губы, перекошенные гримасой, шептали что-то невнятное.
— Ты опять обрызгал директора, — шепнула жена Заянчкевича тоном порицания. — Я тебе говорила, чтобы ты поворачивал голову.
— Придется принять аспирин, — сказал Заянчкевич.
Директор между тем еще что-то ворчал себе под нос, еще бросал время от времени возмущенные взгляды вокруг, но наконец и он занялся тем, что происходило на сцене.
— Извинился бы перед директором, — шепнула пани Заянчкевич своему мужу.
Но тот был так поглощен сюжетом пьесы и молочным шоколадом, который таял у него в руках, что даже не ответил.
Наверно, на этом все бы и закончилось ко всеобщему благополучию, если бы внезапно в зрительный зал не вошел билетер. Приоткрыв двери, он впустил в зрительный зал волну холодного воздуха. То ли эта волна так повлияла на Заянчкевича, то ли он вообще уже был сильно простужен, однако тут уж ничего не поделаешь: Заянчкевич открыл рот, на мгновение замер и порывисто чихнул, еще раз обрызгав лысину сидящего перед ним директора.