Часы зла
Шрифт:
— И какова же моя судьба, мистер Динтофер?
— Я недавно говорил. На книгомобиль — и вперед, развозить книги по провинциям. Если будете и дальше нарушать правила.
Глава 11
Сколь ни покажется странным, но эта угроза Динти отчасти сбылась, ибо через час после того, как он устроил мне выволочку и грозил навсегда отлучить от анахроничного мира ученых мужей и пыльных стеллажей, я вновь вернулся в «Фестиналенте».
На этот раз Эндрю провел меня через салон в библиотеку, темную комнату, главными предметами обстановки которой были десять двустворчатых
Вспомнив, что Джессон в целом одобряет присущее мне любопытство, я подкатил стремянку к первому алькову и добрался до полки с табличкой «АМПУТАЦИЯ». Снял с нее изящно переплетенный том и почти сразу же понял, что он, на мой вкус, слишком изобилует чисто техническими подробностями. За материалами по ампутации следовали работы по анаморфозу, потом — альбом Арчимбольдо (этот итальянский художник был знаменит в узких библиотечных кругах тем, что создал совершенно потрясающий портрет библиотекаря, состоящий из одних книг), и наконец весьма обширный раздел по разного рода автоматам.
Я поразился этому последнему своему открытию. Возможно ли, чтобы мы с Джессоном разделяли еще одну страсть? Неужели и его тоже интересуют рестораны, где торгуют невыразительной едой из застекленных металлических контейнеров? При более близком рассмотрении оказалось, что это вовсе не так. Джессон использовал слово «автомат» для обозначения книг с описанием разного рода механических птичек, древних заводных игрушек и прочей ерунды.
Я оттащил стремянку от секции «А», ненадолго задержался возле полок, помеченных «ЗВЕРИ» (хотел проверить, правильны ли выводы Фина относительно изображенного на гербе василиска), затем осмотрел секции под табличками «ИГРЫ/ШАХМАТЫ», «ВИРШИ И ПЕСЕНКИ» и «ЭКСЦЕНТРИКА». Последняя табличка как нельзя более точно отражала не только содержание библиотеки, но и метод расстановки книг.
Когда книги классифицируются по тематике, то, вне зависимости от их размеров, у всех библиоманов возникает одна и та же проблема: неиспользованное пространство. И они склонны решать эту проблему тремя способами. Плюют на провалы и неровные ряды книг; устраивают специальную полку для широкоформатных изданий; или же отказываются от строгой классификации и выстраивают книги по размеру, достигая приятной глазу однородности, — последнее решение в организационном смысле эквивалентно евгенике.
Однако Джессон нашел совершенно иное решение. Чтобы ряды книг были ровными и не портили общего вида, он подложил под более низенькие тома пластины из полированного и отлакированного дерева, вырезанные специально по размеру. И клал поверх ряда другие книги по той же тематике, только горизонтально.
— Ну и каково же мнение профессионала относительно моей скромной библиотеки? — Я не заметил, как вошел Джессон.
— Просто волшебство! Хотя… Наш хранитель наверняка возмутился бы, увидев вот это… — Я постучал кончиком пальца по деревянным пластинам. — Лак может испортить переплеты.
— Можете передать
Этот книжный шкаф украшали самые интригующие таблички: «НЕОКОНЧЕННЫЕ ТРУДЫ», «ОТКРЫТИЯ и ПУТЕШЕСТВИЯ» и «СЕКРЕТЫ И ТАЙНЫ». Я вскарабкался по стремянке и тут же увидел «Путешествия Гулливера» с волшебным рисунком на переднем обрезе, а затем — многотомное издание Хэклита, о котором упоминал Джессон.
— Производить разведку будете позже, — строго сказал он. — Сначала обратите внимание вот на это… — И Джессон указал на пару ставней красного дерева, прикрепленных к книжному шкафу.
Я отворил одну створку и обнаружил, что за ней прячутся две великолепные гравюры Хогарта [17] с изображением похотливой английской парочки. Гравюры висели на вторых ставнях.
— Продолжать? — спросил я.
Джессон кивнул.
За вторыми ставнями скрывались еще два Хогарта, подвешенные, как и все остальные картинки в доме под названием Фестиналенте, на шелковых пурпурных лентах. Рамы хлопнули по дереву, когда я надавил на кнопки.
17
Знаменитый английский живописец и график.
— Осторожнее, — предупредил Джессон.
За третьим набором ставней оказалась еще пара гравюр. Чем глубже я проникал, тем мрачнее становились изображенные на гравюрах сцены и тем более причудливыми казались мне вкусы Джессона. И тем радостнее становился он сам.
— Чудесно, просто прелестно! — весело воскликнул хозяин библиотеки, когда я достиг четвертой потайной ниши. — Пожалуй, можно начать и отсюда. — Он закрыл глаза, словно собираясь с мыслями. — Готовьтесь, мой друг! — воскликнул Джессон. И когда я открыл последние по счету ставни, выжидательно уставился на меня. Хотел, видно, увидеть мою реакцию.
Ну и какова же она оказалась, моя реакция?
Ее можно было охарактеризовать одним словом: растерянность. Вместо очередных Хогартов я увидел комнатку, размером не больше моей клетушки, с той разницей, что пол здесь был приподнят дюймов на восемнадцать от земли. На платформе стояли два кресла причудливой формы.
Я влез на эту платформу и обнаружил, что за креслами прячется изящный столик из слоновой кости, а на столике стоит картонный игрушечный театр размером с кукольный дом. Сцену театра скрывал ярко-зеленый занавес величиной с носовой платок. Занавес был опущен.
Джессон присоединился ко мне и начал возиться с огнями рампы — каждый из светильников был не больше наперстка.
— Позвольте высказать догадку. Там, за занавесом, еще одна сцена?
Джессон молча извлек из кармана жилетки серебряный спичечный коробок.
— Ну хоть скажите, что здесь сегодня играют?
— Терпение, мой друг. — Он чиркнул спичкой и зажег огни рампы, в воздухе тут же разлился изысканный сладковатый аромат. — Масло рапса, — пояснил Джессон. — Запахи, они тоже влияют на восприятие. — Он указал на витой шнурочек, висевший вдоль арки просцениума размером с крикетные воротца. — Окажите такую честь?