Чайка
Шрифт:
Ее обнимали, а она смеялась, плакала, хватала на руки детей, целовала некогда опальную Долорес, с наслаждением вдыхала запах жареного лука, кислого хлеба и кислого вина, мокрых детских пеленок.
Пальто полетело на стул, где навалены были уже фартуки, тряпки, красные стручки перца, бечевки. Шляпа была снята с золотых волос, чтобы не мешать ей видеть всех и все.
– Я снова дома! Я могу спать в гасиэнде!
– Ну, конечно! Мы с Лолитой недавно еще проветривали ее… Продано наше ранчо. Известно ли это сеньорите?
Продано! Ее
– Но это ничего, сеньорита! Новые хозяева хотят оставить все, как было, и оставляют нас и Тони ухаживать за телятами, садом и всем остальным.
– А кто же они? – Она подумала, что можно будет войти с ними в переговоры. Но три Долорес не знали, кто купил ранчо.
– Разве они не приезжали сюда посмотреть ранчо?
– Нет, сеньорита. Тони думает, что они купили его, чтобы перепродать с барышом. Они заплатили всего восемнадцать тысяч за всю землю и скот. Ну, не даром ли это?
Лолита с лампой над головой освещала путь в дом. Все гурьбой провожали туда сеньориту. В свете лампы от заборов и строений ложились длинные тени. Жуанита смотрела вдаль, на луга, и в душу ее вливался глубокий покой.
О, какие бы ошибки она ни сделала, за какие бы безумства ни должна была держать ответ, – здесь она обретет мужество. Здесь она – дома.
Луис и Тони успели развести в доме огонь, заметны были даже неудачные попытки подмести ее комнату. Когда ковры были постланы, Лола прогнала обоих мужчин, и четыре женщины занялись приведением комнаты в жилой вид.
Старая Лола объявила, что она будет спать рядом, в комнате бедной сеньоры. Лолита намеревалась встать завтра в восемь, чтобы приготовить завтрак сеньорите.
Протесты Жуаниты ни к чему не привели. Они хотели, чтобы бедной сиротке было хорошо в старом гнезде. И они видели, как она плачет от радости.
Она достала со старых полок любимые книги, постояла у окна, глядя на сад в бледном лунном свете. И такой глубокий мир и благодарность сошли в ее душу, что она, как когда-то ребенком, готова была поверить: придет утро, и исчезнут все печали прошедшего вечера. Она давно не спала так крепко, без снов, как в эту ночь.
Следующие дни она была занята уборкой и чисткой. Нашла в шкафу свой старый синий передник, вооружилась щеткой.
Лола и Лолита были в восторге. Обленившиеся было за этот год, они охотно снова подтянулись и помогали ей.
Жуанита чистила, мела, проветривала, блаженно уставала, пила чистую, как кристалл, холодную воду из колодца, по-детски вонзала зубы в холодные сочные яблоки, запас которых всегда имелся в кладовой, и одним глазом все поглядывала на дорогу в Солито.
Когда автомобиль Билли появится на этой дороге, она выбежит встречать его за ворота, в поле и она обовьет руками его шею, поцелует так, как ему всегда хотелось и как она никогда еще не целовала его, попросит простить ее. Всю ее тревогу и тоску здесь, в мирном уголке, как рукой сняло.
В своем старом ситцевом платьице
Так прошел первый день, второй – Билли не приехал.
Он должен был знать, где она спряталась. Она ведь постоянно говорила ему о ранчо.
Что если она непоправимо оскорбила молодого супруга этим безрассудным себялюбивым поступком – своим бегством? Если Билли никогда не простит?
Жуанита испытывала горький стыд. Что она наделала!
Из газет всем уже было известно о их браке, и как жестоко должна быть уязвлена гордость человека, униженного перед друзьями, превращенного во всеобщее посмешище женщиной, к которой он всегда был так безгранично добр.
А она сидит себе тут и уверена, что сумеет загладить свою вину. Она заявляла, что не может того, не хочет этого, что ей надо подумать на досуге… словно брак двух людей – пустяки!
Такие мысли проходили в голове Жуаниты, когда она часами неподвижно сидела на нагретой солнцем скале.
Чтобы прогнать их, она снова хваталась за работу. Под руками трех женщин и при помощи двух мужчин, которыми они командовали, гасиэнда быстро преобразилась. Все здесь снова было уютно и красиво, как когда-то.
Но и работая, Жуанита думала о Билли. Она, если понадобится, посвятит всю остальную жизнь тому, чтобы доказать Билли, как она ценит его, как сожалеет о своей жестокости и глупости.
На третий день она написала ему в Сан-Матео. Не приедет ли он в Солито и не даст ли ей возможность сказать ему, как горько она сожалеет о своем поступке? Она всегда останется его Нитой.
Отослав с Тони это письмо на почту, она испытала большое облегчение. Она рассказала всю историю трем Долорес и предупредила, что сеньор может приехать в любую минуту. Жуанита радостно и спокойно ожидала его. Он получит письмо завтра утром, а днем будет здесь. Завтра днем!..
Все утро она пела, и Лолита, подавая завтрак, решилась ласково пошутить.
– Так моей матери придется, пожалуй, снова спать сегодня ночью в своей хижине, сеньорита?..
Жуанита, пунцовая от стыда, храбро улыбнулась.
– Отчего ты все зовешь меня «сеньоритой», Лолита? Мексиканка хитро взглянула на нее. «Если будет на то божья воля, я назову вас завтра „сеньорой"», – набожно шепнула она. Жуанита смеялась, но ей совсем не хотелось смеяться.
От этих слов в ней ожило вдруг то необъяснимое, что она называла своим капризом, болезнью.
Нет, она не может быть женой Билли Чэттертона. Она изо всех сил боролась с собой, но тщетно. Теперь ее уже душил страх при мысли о близком приезде Билли, его поцелуях, и о том, что должно было случиться ночью.