Чайная роза

Доннелли Дженнифер

Он поднял правую руку и бросился на девушку. Клинок с громким «чвак» по рукоятку вонзился в ее грудь. Она вскрикнула от боли. Бертон вынул нож, лизнул капавшую с лезвия алую влагу и сказал:

— «Ассам». Для «Дарджилинга» слишком крепко, для «Дуэрса» слишком богато. — Он снова поднял нож, но к тому времени ее паралич прошел. Она бросилась на него как безумная.

— Прекрати, Фиона! — крикнул он, отстраняясь от ее рук. — Господи Иисусе!

— Я убью тебя! — крикнула она и вцепилась ему в лицо.

— Уй! Ах ты, маленькая… Больно! — Он схватил ее за запястья и встряхнул. — Проснись, дура! Это я, Майкл, а не какой-то чертов призрак!

Фиона очнулась, открыла глаза и увидела

сердитое, опухшее со сна лицо. Лицо ее дяди. Не Бертона. Девушка огляделась по сторонам; ее сердце продолжало колотиться. Она сидела в кресле в гостиной Майкла. У ее ног лежали гроссбух и экземпляр лондонской газеты «Таймс». «Я в Нью-Йорке, а не в Лондоне, живая и здоровая, и мне ничего не грозит», — сказала она себе. Но все же опустила взгляд и посмотрела на свою грудь, стремясь убедиться, что в ней не торчит нож.

— Дядя Майкл… извините… я спала… — заикаясь, пробормотала она.

Он отпустил ее:

— Какого черта? Кричишь, бросаешься на людей… Напугала меня до смерти. Я думал, кто-то тебя убивает.

— Я тоже так думала.

— Кстати, что ты здесь делаешь? Почему не в постели?

— Проверяла книги. Для магазина. И, наверное, уснула.

— Ну что, теперь оклемалась? — ворчливо спросил Майкл.

— Да, — ответила Фиона и тут же ощутила новый приступ дрожи. Заметив это, дядя велел ей оставаться на месте и зашлепал на кухню. Девушка услышала шум льющейся воды. «Проклятие, опять кошмар! — подумала она. — На сей раз худший из всех». Она закрыла лицо руками и негромко застонала. Джек. И Бертон. В кошмаре они слились, стали одним человеком, адским отражением ее величайших страхов. Да, призрак. Король призраков.

Она приказала себе забыть страшный сон и наклонилась, чтобы подобрать бумаги. При этом взгляд Фионы упал на страницу «Таймс» со статьей, которую она читала, перед тем как уснуть. Статья называлась «Выгодное предложение чаеторговца», а подзаголовок гласил: «Амбициозный план расширения „Чая Бертона“».

«Так вот в чем дело», — подумала Фиона. Как обычно, Она купила газету днем, надеясь найти новости о тред-юнионе докеров, а вместо этого увидела статью о Бертоне. Представление о рынке ценных бумаг у нее было самое смутное, но она помнила, что отец говорил об эмиссии^[34], которая якобы была одной из причин упорного нежелания Бертона повышать оклады своим рабочим. Фиона знала, что объявление о продаже акций должно было стать звездным часом ее злейшего врага. Действительно, в статье указывалось, что курс распространяемых акций соответствует его ожиданиям. Далее говорилось, что Бертон собирается потратить полученные деньги на обновление своей лондонской фабрики и приобретение собственной плантации в Индии — это позволит ему более эффективно выращивать и фасовать чай. В статье цитировалась его фраза: «Моя цель — через два года значительно понизить стоимость чая для потребителя и одновременно обеспечить высокий процент прибыли для моих акционеров». Однако автор статьи указывал, что пятьдесят один процент от полутора миллионов фунтов, составлявших суммарную стоимость распространяемых акций, а следовательно, и контроль над компанией останется в руках ее нынешнего владельца. Понимание того, что Уильям Бертон процветает, в то время как ее отец и все родные за исключением Сими лежат в сырой земле, ранило Фиону так же больно и глубоко, как нож в кошмаре. Не дочитав статью, девушка бросила газету, взяла гроссбух и с радостью убедилась, что доход от магазина превысил платежи банку и начал приносить прибыль. Это позволяло ей чувствовать себя в безопасности. Но после ночного кошмара заработанная сумма показалась ей смешной мелочью. По сравнению с богатством Бертона это было ничто.

Когда «Британник» оставил Англию за горизонтом, Фиона поклялась отомстить Бертону. «Все это одни слова», — теперь подумала она. Стояла первая неделя мая; она провела в Нью-Йорке уже больше

месяца, но по-прежнему не имела представления, как осуществит свою месть. Девушка понимала, что нанести ущерб такому могущественному человеку, как Бертон, можно будет только с помощью очень больших средств, но так и не знала, где их взять. Уилл говорил, что она должна опираться на свои знания. Но беда заключалась в том, что имевшиеся у нее знания для быстрого обогащения не годились. Овсяные хлопья, печенье и яблоки — это не серебро и не нефть. Нужно было найти то, что принесет ей состояние… но что именно?

В гостиную вошел Майкл с чашкой чая.

— На, пей, — сказал он. Этот жест удивил Фиону. Она не привыкла к знакам внимания с его стороны, но приняла чашку с благодарностью. Дядя посидел с ней еще немного, зевая и потирая лицо. Девушка в который раз поразилась его сходству с отцом. В мозгу мелькнуло беглое воспоминание о том, как отец выглядел в ее сне. Он пытался что-то дать ей… Но тут Майкл сказал, что идет спать и советует ей сделать то же самое. Он надеется, что сегодня призрак больше не появится. А если появится, то уйдет так же быстро, как и пришел.

— Не думаю, что мне удастся уснуть, дядя Майкл, — ответила Фиона. Она понимала, что пролежит до утра с открытыми глазами, заново переживая кошмар. Единственное противоядие от страха — это работа. Работа позволяет забыть про все на свете. Девушка потянулась к фартуку, висевшему на спинке стула, и надела его.

— Уже полночь, — сказал Майкл, — Куда тебя несет?

— Вниз. Нужно подготовить магазин к открытию.

— Подожди хотя бы до рассвета. Зачем торчать там одной?

Фиона устало улыбнулась. Одной? С жуткими привидениями и воспоминаниями?

— Одна я не останусь, дядя Майкл, — сказала она. — Компанию мне составит призрак. И все его друзья тоже.

Когда по ночам Никласа Сомса одолевала бессонница, он любил бродить по улицам Манхэттена. После наступления темноты здесь было тихо и спокойно. Чудовище отдыхало. В это время город принадлежал только ему, Нику. Тротуары были пусты. Магазины закрыты. Свет горел лишь в окнах пивных и ресторанов. При желании можно было остановиться и осмотреть что угодно. Людей вокруг почти не было, и никто не сказал бы ни слова, если бы ему вздумалось изучить интересное здание или симпатичный дворик.

Сегодня он прошел порядочное расстояние. От гостиницы на углу Пятой авеню и Двадцать третьей улицы через Вашингтон-сквер до Бликер-стрит. Было уже поздно, за полночь. Наконец почувствовав усталость, Ник решил выйти на Бродвей и поискать кеб.

Сомс Собирался перейти Бликер-стрит и вдруг увидел их. Двух мужчин. Они шли рядом. Не держась за руки, не прикасаясь друг к другу, но все и так было ясно. По тому, как один наклонялся к другому. По общему смеху. Это было знакомо.

Один из них открыл дверь салуна, пропустил другого, и пара исчезла. Ник стоял неподвижно, как фонарный столб. В салун прошли еще двое. А потом один. За ним сразу четверо. Когда Ник набрался смелости перейти улицу, он увидел рядом с дверью табличку с надписью «САЛАЗКИ». Перед ним мелькнула чья-то рука и легла на дверную ручку.

— Войдете? — спросил обладатель руки, оказавшийся кудрявым блондином.

— Я? Нет… я… нет, спасибо. Нет.

— Как хотите, — прозвучало в ответ.

Через секунду дверь захлопнулась, но он успел услышать смех и почувствовать запах сигарет и вина. Ник закусил губу. Войти хотелось. Хотелось хотя бы один вечер провести в компании себе подобных. Выпить бутылку кларета с красивым мужчиной. Позволить себе сбросить маску. Хотя бы ненадолго.

Сомс взялся за ручку и тут же отпустил ее. Это слишком опасно. Нельзя давать себе волю. Неужели жизнь ничему его не научила? Горе и боль, которую он причинил себе, своим родным и Анри? Он отпрянул от двери и скрылся в тени высокого вяза.