Чё делать?
Шрифт:
– Так, Копыто, чё пришел, у нас что, дел никаких нет?
– Я не Копыто, а КАпытов. На обед хочу смотаться.
– После смены смотаешься. Задача у меня для тебя есть, серьезная, Копыто.
«Вот он – шанс -то!» Женька охватила сложная гамма чувств. Благодарность за доверие, решимость своротить горы, страх облажаться, – вот такая гамма охватила Женька.
– Это те, не продавщиц на складе тискать.
– Я не тискал.
– Не тискал ну и дурак. Там есть, что по… Так,– осадил себя Патроныч, – лирика потом. В общем, мозги включи. Слухай сюды.
Женек слушал, и лицо его скучнело прямо на глазах.
– В магазине покупательница купила купальники и трусы на 320 долларов. Купальники стоили по 35 баксов штука. А трусы – тридцатку. Ты понял, 30 баксов за трусы! Вопрос: сколько трусов и купальников
И ушел.
Патроныч шел и напряженно думал: «Так. Что мы имеем? Пропал, мля, этот пид..рас певучий. Так. Что еще мы имеем?» Патроныч еще сильнее напряг серые клеточки: «Ммм, он пропал…. Он пропал. Он …эээ…пропал». Патроныч расслабил серые клеточки. Потом снова напряг, так что вместе с серыми клеточками напряглись лоб и мышцы пресса: «Пропал он …вчера. Вчера пропал. Пропал вчера…Вчера. Вот. Пропал». От раздумий напряглись бицепсы. Вдруг серые клеточки выдали: «Патроныч! А давай восстановим хронологию событий!» «Ну давай», – неохотно ответил Патроныч серым клеточкам. Вчерашний вечер вспоминать было неприятно. Неприятно было вспоминать, как Серегин обмывал свежие звездочки и новую должность начальника ГУВД. «Вот хитрожопый, – подумал про бывшего коллегу бывший участковый Антон Петрович Мотыль, – не сам проставился, а на чужом банкете отметил. Как был жлоб, так и остался». Неприятно было вспоминать как Серегин пил водку, а потом требовал запить ее чем-нибудь мягким, душистым и запивал какой-то Метаксой. А он, Антон Петрович Мотыль, не запивал, да и не пил вообще. Стоял и следил за порядком. Неприятно было вспоминать. А ведь было время, которое вспоминать приятно. Когда он, Антон Петрович Мотыль пил водку и запивал ее душистым…э… Не запивал он никогда водку, не такой он человек, чтоб водку запивать. «Антон Мотыль водку не ЗАПИВАЕТ!» А Серегин тогда не пил и не запивал, потому что Патроныч отправил его, салагу, на дежурство. Воспоминания вошли в приятное русло и плавно потекли … Куда собственно текут воспоминания? Куда впадают? в какое-нибудь темное море внутри головы. Неважно. Вспомнилось Патронычу, как он стоял в очереди за водкой, а когда его очередь подошла, оказалось, что осталась только одна бутылка, да и не водки, а вина «Улыбка». Патроныч мысленно улыбнулся, хотя шел с непроницаемым каменным лицом. «Вот была вещь, щас такого нету, вкуснотища. Как там Надька сказала, «сладкое, как поцелуй любви». Тьфу. Какая Надя. Неее. Не к Надьке он с «Улыбкой» в общагу ходил. К Нинке, точно!»«К Нинке с «Улыбкой»? Не смеши меня», – заспорил по-стариковски Патроныч с самим собой, – «никто к Нинке с вином не ходил, ей ерша хватало. Чпок стакан об колено и залпом, пока эта горючая смесь шипит». «Мальчики! – все приговаривала Нинка, – пью, как губка, может, выжмет кто?» – и смеялась. А выжимать-то некому. Все уже по углам пьяные в пыль валялись. Не угнаться за Нинкой было. Откуда ж «поцелуй любви-то?» – поскреб голову в поисках ответа бывший друг Нинки и муж Нади. «К Наде с шампанским ходил, и не в общагу, а домой». «С каким шампанским, маразматик!»«Не маразматик, а склеротик». «Шампанское только на свадьбе было. А домой к Надьке с водкой ходил, будущему тестю ставил. «Зубровка» была, как сейчас помню. ПРИЯТНО ВСПОМНИТЬ. ДА. Откуда ж «поцелуй любви» все таки?»
Он еще раз мысленно представил бутылку вина «Улыбка» и надеялся, что на бутылку клюнет какое-нибудь воспоминание, как на наживку. Но ничего больше не клюнуло.
А не смог Патроныч вспомнить вот какую историю. Дело было так. Начиналось все романтично как у Пушкина: Тиха украинская ночь. Прозрачен воздух. Звезды блещут. А дальше все пошло не по классику. Луна не сияла. Замка гетмановского не было, а был санаторий. Но и его не было видно, потому что молодой младший лейтенант Антон Мотыль с Зоей Степановной Пункт, 23 лет от роду, медсестрой санатория имени Григория Котовского, ушли далеко по берегу Черного моря. Сначала им встречались шумные компании, потом воркующие пары, а дальше из окрестных кустов вылезали лишь смущенные одиночки, с выражением облегчения на лице. Настроение было самое романтичное. И чем темнее
– А давай те, Антон, искупаемся! – затем понизила голос, – нагишом.
– Как… как-это? – начал заикаться Антон, потому что дыхание перехватило.
– Го-лы-ми. Голыми, – зашептала заговорщицки Зоя, и расстегнула пуговицу на платье.
– Нас никто не увидит, – и расстегнула вторую. Волнение охватило Антона, в штанах стало тесно. Он не мог оторвать глаз от дразняшего, еле различимого девичьего бедра.
–Д-давай-т-те, -не смея поверить своему счастью, согласился Антон. Когда рубашка и платье упали на песок, возникла нерешительная пауза.
– Ну, что же вы? Не бойтесь, – еще волнительней зашептала соблазнительница. Но он Антон чего-то боялся и оглядывался.
– Хорошо, я – первая. И к платью полетела верхняя часть купальника. Антону стало стыдно собственной трусости, и он начал стаскивать брюки. Брюки не стаскивались. Он отвернулся и рывком стянул их.
– Теперь твоя очередь, – зашептал дрожащий от возбуждения нудист-новичок. Зоя не колебалась, повернулась голой спиной к Антону. Трусы поехали вниз, девушка при этом изящно нагнулась. Антон почувствовал, что любит Зою.
Ничего из этого эротического прошлого не помнил Патроныч, но проходя мимо магазина нижнего белья, испытал смутное беспокойство. Там стояли голые манекены, а какой-то тип смазливой наружности бесстыдно разглядывал тонкие дамские трусы. Патроныч брезгливо отвел глаза.
Мелькая в темноте незагорелой попой, Зоя, то охая на камнях, то хихикая, заспешила к морю. Через пару метров ночь спрятала от Антона его смутный объект желания. Послышался всплеск и голос: «Ну, идите же сюда. Море – теплынь». Антон отпил из прихваченной початой бутылки вина, решительно снял трусы и побежал навстречу разврату. Бежать по камням было неудобно, но боль не остановила младшего лейтенанта. Невидимая Зоя призывно плескалась в глубине теплых волн. Размахивая руками и головой в стиле любительский кроль, возбужденный милиционер поплыл, ориентируясь на шум. Зоя услышала погоню, засмеялась и пустилась на утек: – Догоняй, кавалер!
«Догоню», – подумал Антон и замахал руками в два раза быстрее. Не догнал. Смех Зои все так же раздавался с какого-то безопасного для ее девичей чести расстояния.
– Сдавайся, – крикнул Антон, запыхавшись, – все равно догоню. От лейтенанта Мотыля еще никто не уходил, – добавил себе звания для значительности все еще младший лейтенант.
Погоня продолжилась. Всплески Зои приближались, смех утих. Скоро Антон услышал ее дыхание. – За неподчинение представителю закона следует суровое наказание, – пошутил, сплевывая соленую воду влюбленный преследователь. Зоя молчала, затем резко вздохнула и исчезла под водой, обдав Антона брызгами. – Ах, ты, щучья дочь! – растерялся Антон. Через несколько секунд щучья дочь вынырнула и начала его дразнить:
– Ну, что же ты? Плыви сюда. Я тебя жду, скучаю.
Антон молча рванул в ее сторону, как пограничный катер «Стремительный» в погоне за нарушителем советской границы из фильма «Рассекая волны». Но Зоя снова ушла под воду прямо перед носом, как диверсантская подводная лодка. Так повторилось еще раза три, пока Антон не понял, что над ним издеваются.
– Чё-та мне надоели эти салочки, я это, к берегу, – обиделся в темноту Антон. И поплыл медленно, ожидая, что его или догонят, или окликнут.
– Ну и ладно, греби, лейтенант. А я еще поплаваю. Неожиданный облом поставил влюбленного пловца в тупик: «Ну, и что теперь делать? Уплыть с гордо поднятой головой, или плюнуть на гордость и попытать счастья еще раз? Авось даст».
–Давай, давай. Иди суши весла, – раздалось из темноты.
– Тебя подождать? –робко, с надеждой спросил Антон. В ответ получил равнодушное «как хочешь». Выйдя на берег, Антон почувствовал, что разлюбил Зою. «Все, больше никаких салочек с русалочками, в номер и спать». В голове созрела месть обломщице: «Закину ка ее платье подальше. ПУСТЬ ПЛАВАЕТ ХОТЬ ДО УТРА». Злая, недобрая улыбка появилась на лице младшего лейтенанта, совсем не подходящая советскому милиционеру.