Чэч: Становление бродяги

Фатыхов Артур

— Ничего не видишь?

— Нет.

— Вот и я не вижу, — вздохнул Агееч. — Тут от падальщиков должно быть не протолкнуться. А их нет. И в сторонке не сидят и в небе не летают. Настораживает. Не бывает так. Хоть один пернатый или хвостатый должен здесь крутиться. Их всегда возле трупов видимо-невидимо, а тут ни одного. Когда подъедим, ты на землю не спрыгивай, так и сиди на облучке. Я сам осмотрюсь.

Чем ближе мы подъезжали, тем сильнее волновался бык. Его небольшие уши, едва торчащие из густой шерсти, не замирали ни на секунду, крутились из стороны в сторону словно взбесившиеся локаторы. Бурый то и дело пытался обернуться, а мог он это сделать только всем телом из-за очень короткой и толстой

шеи, отчего фургон начал рыскать из стороны в сторону. И даже мои мысленные успокаивающие посылы действовали всего несколько секунд, а потом бык начинал нервничать снова. Агеечу, который порой вдруг свешивался почти до самой земли, пытаясь рассмотреть что-то в пожухлой траве, это очень мешало. Несколько раз он бросал на меня требовательные взгляды, а потом не выдержал и негромко рявкнул.

— Чэч, да успокой ты эту скотину!

— Пытаюсь, — буркнул я, стараясь не реагировать на эмоции старика. Иначе как я смогу успокоить Бурого, если сам нервничать начну?

Когда до опрокинутой повозки осталось метров двадцать, Агееч не выдержал:

— Стой! Дальше пешком пойду.

— Я с тобой, — послав быку мысленный сигнал остановиться, я потянулся, чтобы убрать арбалет в специальную корзину.

— Нет, — возразил Агееч, — останешься тут, прикрывать от сюда будешь. И будь готов в любой отсюда сваливать. Меня не жди, если что я на ходу запрыгну.

Положив свой арбалет на сиденье, Агееч проверил, легко ли из петли на поясе вынимается топор, а потом, взяв копьё из стойки, на мгновение замер, словно прислушиваясь к самому себе. Я удивился тому, как преобразовалось лицо моего наставника. Ещё мгновение назад это было лицо старика, на котором всё ещё сохранились следы ежедневных возлияний и, вдруг, я увидел сурового воина, готового шагнуть навстречу опасности.

Спрыгнув на землю, Агееч перехватил копьё двумя руками и, сразу став похожим на огромного кота, осторожно, замирая после каждого шага, пошёл вперёд. Вот он остановился, присел, внимательно рассматривая что-то на земле, чёрный пятачок которой оказался свободным от травы. Я уже представил, что он подобно какому-нибудь следопыту из кино, сейчас ещё и на вкус находку попробует. Но нет, старик, кивнув своим мыслям, поднялся и пошёл дальше к опрокинутому фургону.

«Вот нафига нам это надо? Что не могли мимо проехать? Видно же, что никого в живых не осталось». Такие малодушные мысли вползли в голову, пока я ею усердно крутил, рассматривая окрестности.

— Чэч, — я так явственно услышал голос наставника, что даже посмотрел в его сторону, но старик продолжал идти к фургону. — У нас, свободных бродяг, в отличие от тех же баронских или каких других имперских охотников, есть свой неписаный кодекс. И, согласно ему, мы должны помочь любому в пустошах, попавшему в беду. Любому, даже если это будет твой личный враг, имперский подданный или крыса — охотник за головами. Встретил кого из них раненого или умирающего от голода, перевяжи и накорми, доставь в посёлок. А там уже, если желание такое имеется, убей на арене. И горе тому бродяге, кто забудет о кодексе, рано или поздно всё равно узнают. Узнают и предъявят, и ждёт его тогда, в лучшем случае, судьба изгоя, а в худшем — арена…

Опа! А это что? Из-за вершины одного из холмов в небо с громким криком, очень похожим на глумливый смех, взлетела большая стая птиц. Это были крумкачи, птицы размерами чуть побольше обычного земного грача и с совершенно лысыми головами. Те самые падальщики, отсутствие которых обеспокоило Агееча. И они не улетели куда-то, а принялись кружить прямо над холмом. Видимо, там, на том дальнем склоне, и была для них богатая пожива. Да такая, что оставить её не желали. А один полуобглоданный бык, лежащий всего в нескольких сотнях метрах, не представлял интереса.

Вон и сейчас их спугнули, а они всё над тем же местом кружат. Интересно, кто же их спугнул?

Да и вообще, что-то неладное в последнее время тут твориться. Мы же на самой границе пустошей находимся где, по словам Агееча и его приятеля-некроманта, в это время никого опасного быть не должно. А тут и голодный низший демон за фургоном гнался, он хоть и маленького уровня, но быть тут не должен. И на вон тот фургон кто-то напал. Хотя на фургон напасть могли и разумные, а твари лишь попировали, обгладывая убитого быка. Но с этим сейчас Агееич и разбирается. Кстати, где он?

Оторвав взгляд от кружащих птиц, я посмотрел в сторону фургона и увидел, как старик забирается вовнутрь. Чего это он? Там кто-то раненый? Или помародёрить решил. Не, в принципе, я не против такого. Чего добру зазря пропадать, но обстановка какая-то стрёмная. Будь моя воля, просто свалил бы отсюда. Ещё падальщики эти не так далеко кружат, напрягают.

Вдруг раздались громкие звонкие звуки ударов — металлом по металлу били. Агееч там топором замки сшибает? Очень похоже. Нашёл время! А следом раздался жуткий рёв, перекатами эха разнёсшийся над холмами. А следом за ним ещё один, более басовитый и гораздо более яростный. Я даже присел от неожиданности, а Бурый рванул с места, отчего я не удержался и плюхнулся на скамейку.

— А, ну стоять! — заорал я от неожиданности и рефлекторно, даже не задумываясь, применил умение «Успокоить». Не знаю, услышал ли бык мою команду, потонувшую в гвалте, устроенным крумкачами, или это умение сработало, но Бурый остановился как вкопанный, лишь продолжая прясть ушами. Обернувшись, я встревоженно принялся всматриваться в сторону холма, ожидая увидеть, как из-за его вершины выскакивают твари с запредельным уровнем. Вот не верится мне, что мелочь может так реветь. Но пока никого, кроме кружащих в небе и галдящих падальщиков, видно не было. Зато слышно. Рёв тварей хоть и стал тише, но не затихал ни на секунду. Твою дивизию, что там происходит?

— Чэч!

— Твою дивизию! — уже вслух вырвалось у меня и было от чего. Агееч, выбравшийся из опрокинутого фургона, тащил кого-то на плече. Судя по размеру, то ли карлика, то ли ребёнка. Бурого подгонять было не надо, рванул так, что я снова на ногах не устоял и плюхнулся на скамейку.

Удивительно, но останавливать быка около Агееча не пришлось, сам замер как вкопанный. Да так неожиданно, что и на этот раз чуть со скамейки не улетел, только уже вперёд, на круп быка.

— Принимай.

Это оказался пацанёнок лет десяти-двенадцати, весь перепачканный в угольной пыли или в чём-то таком похожем. Усадил его на скамейку и тут же схватился за вожжи.

— Гони, Чэч, — рявкнул взобравшийся на облучок Агееч. — Пора убираться от сюда.

Бык только этого и ждал. Я жаловался, что Бурый самый неспешный бык, которого я видел? Так вот, задрав хвост к небу, он с места рванул так, что мы с Агеечем снова свалились на скамейку, а пацан с неё на спину, только ноги торчали вверх. Но тормозить Бурого я не стал, как и не потребовал этого Агееч. Поставив копьё в стойку, старик взял в руки арбалет и смотрел в сторону холма, над которым всё ещё кружили крумкачи.

— Агееч, кто это там так надрывается?

— А хрен его знает, — не оборачиваясь ответил старик. — И знаешь, мне как-то не очень это интересно, лишь бы подальше отсюда оказаться.

Когда мы пронеслись по дороге километра дав-три, наставник заговорил:

— В фургоне двое ехало: пацан этот и мужик. Мужик его в ящик из-под угля засунул и на замок закрыл, чтобы волки в случае чего не достали. Хотя эти бы достали. Видел я, как они доски погрызли, совсем немного осталось…

Агееч выдав такой сумбурный спич, замолчал.