Чеченская конная дивизия
Шрифт:
Проехав по всему участку и осмотрев все на местности, я сменил эскадрон 2-го полка, применив совершенно иную систему охранения. Я выставил одну главную заставу с офицером и четыре сильно выдвинутых вперед полевых караула, беря под обстрел все дороги и подступы, связав их с заставой подвижными пешими дозорами. Оставшихся людей я разместил укрыто шагах в трехстах позади, откуда высылал конное наблюдение далеко на фланги. Таким образом, имея половину людей эскадрона в кулаке, я мог наблюдать, но в случае необходимости мог оказать и сопротивление, перебросив свой резерв на нужный участок. Казалось, такое решение наиболее соответствовало обстановке.
Расположение сторон имело странный вид. Громадное село Розовка, занятое красными, имело все преимущества обороны, и противник чувствовал себя там как в крепости; мы же располагались внизу, по склонам, на открытой местности, и только местами укрывались за подсолнухами. Теоретически,
Часов около пяти вечера ко мне прибыл ординарец из штаба полка. Приказание гласило приблизительно так: «На основании распоряжений начальника дивизии командир полка приказывает: с наступлением темноты эскадрону сняться и идти на присоединение к полку на станцию Зачатьевскую, оставив на ночь у виадука железной дороги одну офицерскую заставу для наблюдения. Остаток времени до темноты командир полка приказывает использовать, ведя энергичную разведку позиций противника, создавая у него впечатление о переходе нашем в наступление». Одновременно для сведения мне сообщалось, что сегодня около 2-х часов дня крупный казачий отряд перешел в наступление с целью охвата тыла и фланга всей группы красных.
Прочитав внимательно приказание, я спросил ординарца, почему оно так поздно мне доставлено, когда отправлено оно было более трех часов назад и помечено как срочное. Чеченец откровенно признался, что заблудился. Раздумывать было нечего: шел уже 6-й час, времени оставалось мало, через какой-нибудь час наступала темнота, и нужно было торопиться. Наиболее рациональным было бы, сообразно с местностью, выслать сильную пешую разведку, но эту мысль пришлось отбросить. У меня в строю было всего два офицера: корнет Алехин и корнет Лечи. Лучший мой младший офицер, поручик Янковский, за несколько дней до того уехал в отпуск. Пешая разведка чеченцев, без офицера, не сулила успеха; чеченского корнета Лечи я в расчет брать не мог: он, как туземец, не пользовался авторитетом у всадников, да и знания службы его были невелики. Обдумав положение, я решил, не теряя времени, произвести лавой демонстративное наступление на село, что несомненно вызвало бы огонь со стороны красных, обнаружив у них присутствие артиллерии и расположение пулеметов. Дальнейшее я решил предпринять уже соображаясь с обстоятельствами.
Отдав все нужные распоряжения и оставив наблюдение за балкой на левом фланге, я подвел скрываемых подсолнухами всадников в поводу на линию полевых караулов. Кругом была полная тишина. Охранение влилось в эскадрон; 3-й и 4-й взводы в начавшихся сумерках стали бесшумно расходиться в лаву. 3-му взводу с вахмистром я велел встать уступом за правым флангом, оторвавшись на полверсты. 2-й взвод в разомкнутом двухшереночном строю встал со мною в затылок наступающей лаве. Все построение стало медленно подаваться вперед, выходя на скошенную полосу. До села было около версты. Очередь нескольких пулеметов и частый ружейный огонь встретили нас с фронта; пули роем пролетали над головой, не причиняя нам вреда. Тут показалось пять-шесть ярких вспышек из-за земляного вала, и разрывы шрапнелей и гранат ударили среди эскадрона. Эскадрон, двигаясь вперед, местами перешел в рысь и галоп, отвечая огнем с коней. Еще несколько ярких и совсем близких вспышек, и сразу же оглушительный звук разрывов: взводный 4-го взвода — бравый георгиевский кавалер — опрокидывается назад вместе с лошадью. Разрывом гранаты лошади перебило обе передние ноги и смертельно ранило в грудь и живот чеченца; еще один всадник упал, убитый наповал осколками снаряда. Несколько раненых лошадей билось тут же на земле, беспомощно поднимая голову и как бы ища спасения.
Справа от рощи неожиданно застрекотал пулемет, беря мой эскадрон во фланг; лава ускорила ход и влетела в ложбину, скрываясь в мертвом пространстве. Я остановил эскадрон и выехал наверх осмотреться. Справа, находясь на уступе, полным махом вылетел на своей рыжей кобыле вахмистр Джемолдаев и за ним развернутым строем 3-й взвод. В воздухе блеснули шашки; перед нами шагах в трехстах удирало человек десять-двенадцать красных кавалеристов, вскоре исчезнувших в лесу, откуда мои молодцы были встречены сильным огнем; после чего отошли назад, скрываясь в складках местности.
Становилось уже совсем темно; я не хотел оставаться в неизвестной обстановке, тем более что задачу свою считал выполненной. Я решил отходить. Собрав своих людей и послав донесение командиру
На дороге чеченцами была остановлена крестьянская подвода, на которую были погружены тело убитого всадника и оба раненых, а также седла с убитых лошадей.
Ночь наступила быстро, и подводчик, который одновременно был и нашим проводником, все время сбивался с дороги. Я начинал опасаться, как бы не набрести в темноте на красных. Проблуждав часа два, мы неожиданно вышли прямо на станцию Зачатьевскую. Тяжелораненый взводный скончался в дороге на подводе; это была большая утрата для эскадрона. Командир полка вышел мне навстречу и после моего доклада благодарил эскадрон за службу и молодецкий вид.
Я был горд за своих людей: чеченцы, несмотря на сильный огонь, держали себя прекрасно, не терялись и в точности исполняли все приказания. Я начинал уже сам себя убеждать и как будто верить, что, держа чеченцев строго в руках и не допуская грабежей, из них можно сделать неплохих солдат; к сожалению, жизнь не замедлила опровергнуть все мои мечтания.
Борьба с грабежами становилась почти непосильной. Грабеж был как бы узаконен всем укладом походной жизни, а также и вороватой природой самого горца. Мы стояли среди богатых, зажиточных крестьян, в большинстве случаев немцев-колонистов, не испытывая никакого недостатка в питании: молока, масла, меду, хлеба — всего было вдоволь, и тем не менее жалобы на кражу домашней птицы не прекращались. В один миг чеченец ловил курицу или гуся, скручивал им голову и прятал свою добычу под бурку. Бывали жалобы и посерьезнее: на подмен лошадей или грабежи, сопровождаемые насилиями или угрозами. Командир полка жестоко карал виновных, но что мог он сделать, когда некоторые из его же ближайших помощников готовы были смотреть на все эти беззакония как на захват военной добычи, столь необходимой для поощрения чеченцев.
Если с внешней стороны эскадрон и представлялся грозной и внушительной силой, имея в строю около 150-ти всадников, или, как они себя сами называли, «джигитов», с мрачными, угрюмыми лицами, прекрасно вооруженных, довольно однообразно одетых в черкески с желтыми башлыками и сидящих на чудных сухих горских лошадях, то, к великому сожалению, в туземных частях внешний вид часто бывал обманчив и даже мог находиться в резком противоречии с внутренним духом и состоянием части. Удельный вес чеченца как воина невелик, по натуре он — разбойник-абрек, и притом не из смелых: жертву себе он всегда намечает слабую и в случае победы над ней становится жесток до садизма. В бою единственным двигателем его является жажда грабежа, а также чувство животного страха перед офицером. Прослужив около года среди чеченцев и побывав у них в домашней обстановке в аулах, я думаю, что не ошибусь, утверждая, что все красивые и благородные обычаи Кавказа и адаты [35] старины созданы не ими и не для них, а, очевидно, более культурными и одаренными племенами. В то же время справедливость заставляет сказать, что чеченец незаменим и прекрасен, если, охваченный порывом, он брошен в преследование расстроенного врага. В этом случае — горе побежденным: чеченец лезет напролом. Упорного же и длительного боя, особенно в пешем строю, они не выдерживают и легко, как и всякий дикий человек, при малейшей неудаче подвергаются панике. Возможно, что присутствие в строю среди них большого количества русского унтер-офицерского состава придало бы устойчивость туземным частям, но, к сожалению, этого скелета армии у нас-то как раз и не было, и только как сравнительно редкое исключение к нам попадали участники Великой войны — всадники Дикой дивизии. И вот из этого-то сырого материала «природных воинов и джигитов», в условиях гражданской войны, приходилось формировать полки и дивизии и вести в бой наспех обученных людей, притом за идеалы им чуждые и в то время совсем не понятные.
35
Адат (от арабского «адет» — обычай) — обычное право у мусульманских народов, действующее наряду с религиозным правом (шариатом). На практике выбор применяемой правовой нормы зависит от конкретной ситуации.